Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Предположение о либеральности нового царя неожиданно косвенным образом подтвердил и проживавший в эмиграции радикальный публицист П. Ф. Алисов, который издал брошюру (в пропагандистских целях в ней указывалось вымышленное место издания – Вольная русская типография в Лондоне) об Александре III, являвшуюся в идеологическом отношении зеркальной противоположностью статьи Тихомирова. Автор исходил из того, что император был отравлен. Покушение на этот раз (в отличие от катастрофы царского поезда под Борками 17 октября 1888 г., которая, по мнению Алисова, также была рукотворной) оказалось успешным. На фоне переполнявшей брошюру уничижительной риторики в адрес самодержавия подобные суждения выглядели не более чем пропагандистскими приемами. Однако обращают на себя внимание те фрагменты этого памфлета, в которых говорилось о Николае II. По словам Алисова, те из представителей верхов, кому после кончины Александра III был выгоден статус-кво («партия застенка, мертвой петли»), опасались попадания наследника, «безвольного полуидиота», под влияние либералов и как следствие – объявления им конституции. Поэтому основные фигуры этой «партии» затягивали женитьбу Николая, а также «угрозами» и «мольбами» пытались вынудить его передать престол брату Михаилу при регентстве дяди – вел. кн. Владимира Александровича («кретина кровожадного, мракобесца беспробудного»). Алисов выражал сомнение в том, что новый царь «осмелится» выказывать «самодержавные замыслы» и «мономаховские замашки»[407]. То есть сомнения в том, что Николай II продолжит политику отца, разделяли не только те либералы, для которых идеалом была эпоха Великих реформ, но и придерживавшиеся гораздо более крайних взглядов.

Принципиальное отличие воззрений государя от установок его отца не просто констатировали. Такого отличия ждали, его буквально заклинали, в том числе и на уровне шуток. М. О. Гершензон, который к тому времени окончил Московский университет и занимался исторической публицистикой, 10 ноября записал в дневнике со слов близкого товарища по Московскому университету В. А. Маклакова (в будущем – видного кадетского деятеля), что накануне перед панихидой по Александру III актеров императорских театров М. П. Садовский, игравший в Малом театре, во всеуслышание произнес каламбур: «Да, помолимся, чтобы Николай Второй не был вторым Николаем». Автор дневника отметил, что «эта острота» разошлась по Москве. Публикатор дневника Гершензона приводит в комментарии стихотворную версию каламбура из пропагандистской брошюры публициста Л. Г. Жданова о Николае II, изданной в 1917 г.:

Смущенные Рока игрой,
Теперь одного мы желаем:
Чтоб царь Николай наш Второй —
Нам не был «вторым Николаем»! [408]

.

Примечательно, что на самом деле все было ровно наоборот. Николай II демонстрировал свое крайне почтительное отношения к прадеду и даже произносил каламбур, обратный приведенному выше: «Я хочу быть не только Николаем II, но и вторым Николаем». Об этом – правда, полгода спустя после рассматриваемого времени – сообщил в дневнике Киреев[409].

Много фактов, характеризовавших состояние общественного мнения в первой половине ноября, приводил в своих воспоминаниях Савельев, который, прибыв в Петербург для участия в похоронах Александра III, погрузился в атмосферу столичных слухов о новом императоре.

Помимо Чихачёва и Победоносцева, Николаю II приписывалась нелюбовь к Воронцову-Дашкову и Ванновскому. При этом уточнялось: царь не жаловал военного министра за то, что тот якобы относился к Николаю, в бытность его наследником, «недостаточно почтительно», а Победоносцева – «за ханжество и стремление преследовать другие вероисповедания».

Активно обсуждались и личные качества Николая II. Савельев приводил слова «сослуживцев» наследника по Преображенскому полку, в частности Нейдгардта, в соответствии с которыми император лишь производил впечатление «бесхарактерного», в то время как в действительности характер у него «довольно независимый и даже упрямый». Доказательством тому называли ответ царя дяде – вел. кн. Владимиру Александровичу, – который после кончины Александра III «вздумал давать советы» племяннику. На это император, по слухам, ответил, что «вовсе не так глуп, как его считают, и знает и без этих советов, что ему надо делать». (Правда, следует заметить, что мнение о «бесхарактерности» Николая II появилось в обществе гораздо позже, никак не в первые две недели после его восшествия на престол.)

Государя называли «беспристрастным»: например, «сослуживцы-офицеры», находившиеся с ним в дружеских отношениях, когда он был еще наследником, не могли рассчитывать на «какое-либо служебное преимущество». Когда же Николай стал царем, в его общении с преображенцами «исчезла всякая фамильярность».