Тихомиров подчеркивал, что помимо такого рода «затушевки» «важнейшего смысла» царствования Александра III «старые язычники либерализма» перешли и к его «прямому отрицанию», примером чему стала публикация в декабрьском «Вестнике Европы». В ней «предметом исторических перевираний» стала главная очевидность – «разница в способах правления» Александра II и Александра III. При отце все с неизбежностью шло к трансформации «самого образа правления», а при сыне – к его возвеличиванию. Из материала «Вестника Европы» следовало, что к концу царствования Александра II Россию вовсе и не требовалось спасать: надо было «только закончить реформы». И в этом смысле эпоха Александра III «ровно ничего» после себя не оставила, а «все хорошее» явилось лишь «отблеском предыдущего». Перечислив все главные претензии «Вестника Европы» к минувшему царствованию, журналист делал саркастический вывод, что страна «не погибла еще только потому, что сохранилась возможность упразднить все сделанное покойным императором». То есть в картине, которая предстает на страницах «Вестника Европы», в действительности «все неверно, все ложно».
Тихомиров прямо указывал на главную проблему царствования Александра II. По его словам, император хотел провести реформы, при этом не ликвидируя самодержавия, а «господствовавшие умственные течения» были убеждены в том, что нельзя благоустроить страну, если верховная власть сохранится в прежнем виде. Причем не было принципиального отличия между революционерами и либералами по вопросу о будущем самодержавия: первые рассчитывали начать с его упразднения, а вторые предполагали этим закончить. Таким сходством объяснялась живучесть революционеров: их отлавливали, но они вновь появлялись, вызываемые к жизни «господствовавшей повсюду либеральной пропагандой». Слабость же правительства при Александре II заключалась в его двойственной позиции: оно балансировало между двумя противоположными идеалами – «народными» и «передовой интеллигенции», причем «либералы» оказывали на «правительство» сильное влияние.
Поэтому, заключал автор, самодержавие «как принцип» «уже было упразднено» «в духе реформ» и «в сознании передового мнения», и бунтовали вовсе не из-за каких-то негативных сторон жизни, а вследствие того, что такое поведение предполагалось «самой идеей реформы, как она понималась господствовавшим слоем образованного класса». Если бы даже «доктринеры либерализма» смогли «вырвать у государя конституцию», то она не удовлетворила бы тех, кто ориентировался на «страсти толпы». Александр III осознал недопустимость этих «опасных требований» и «начал править как самодержец». Журнал же «Вестник Европы» «тщательно собирает» любые свидетельства, способные «возбудить сомнение в благотворности» царствования Александра III[420].
Тем временем в декабре 1894 г. противостояние в общественном мнении стало выливаться в конкретные действия. Все началось с событий в Московском университете. 30 ноября студенты освистали В. О. Ключевского за его речь об Александре III. Университетский суд отреагировал на это исключениями, студенты ответили волнениями, полиция стала производить высылки, и тогда на защиту студентов поднялась профессура, которая 16 декабря даже подала соответствующую петицию московскому генерал-губернатору вел. кн. Сергею Александровичу [421].
Обращает на себя внимание тот факт, что настроения в среде московского студенчества изменились менее чем за два месяца. Это наглядно прослеживается по записям в дневнике Тихомирова. 26 октября, сетуя на то, что студенты, по слухам, «постыдно плохо» собирают деньги на венок Александру III, журналист сначала выразил недоумение, почему профессора не повлияют должным образом на своих подопечных, но затем задался многозначительным вопросом: «Или, может быть, они-то и влияют?» Но уже через пять дней он с отрадой сообщал, что в итоге студенты все-таки поднесли «прекрасный венок», «огромное большинство» их не поддержали беспорядки, а «буянов даже поколотили». 13 ноября он описал одну из «любопытных сценок», как студенты «исколотили» сотрудника «Русских ведомостей» – либерального публициста В. Е. Ермилова, – упрекавшего их за поднесение венка и называвшего «изменниками». Но уже 19 декабря, после истории с петицией московской профессуры, он сделал запись о брожении, перекинувшемся от студентов к профессуре, и о сообщении Голенищева-Кутузова из столицы, что там наблюдается «шатание умов» («шатание мыслей», как процитировано выше). «Оно везде начинает замечаться», – тревожно заключил Тихомиров[422].