Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Александрович еще не вернулся из Ливадии) А. Г. Булыгин принимал Победоносцева. Обер-прокурор покинул Крым раньше траурного поезда. После Булыгин поведал Шереметеву о том, что Победоносцев «говорил о своей телеграмме» генерал-губернатору. В ней глава Синода пытался убедить Сергея Александровича посодействовать тому, чтобы во время остановки в Москве шедшего из Ливадии в Петербург траурного поезда гроб с телом покойного императора был выставлен в Храме Христа Спасителя. (Как указано выше, к мнению обер-прокурора тогда не прислушались: прощание с Александром III состоялось в кремлевском Архангельском соборе.) Через два дня Шереметев был у Сергея Александровича, возвратившегося в Москву для встречи траурного поезда. Автор дневника поинтересовался у великого князя, действительно ли Победоносцев поднимал в телеграмме вопрос о Храме Христа Спасителя. Великий князь подтвердил факт получения телеграммы от обер-прокурора, однако сказал, что о Храме Христа Спасителя в ней не было «ни слова». То есть Победоносцев, заключил Шереметев, «сказал неправду» Булыгину[449].

Написанный рукой императора итоговый вариант его речи обесценивает проделанную министром внутренних дел редактуру. Если этот документ и является тем самым «первоначальным текстом», на который, по мнению И. С. Розенталя, ориентировался Дурново, то зачем вообще потребовалась вся эта работа? Не логичнее ли было просто опубликовать царскую «записку»? Хотя не исключено и такое развитие событий сразу после приема 17 января. Речь государя надо было напечатать в «Правительственном вестнике», но у Воронцова-Дашкова не оказалось под рукой ее текста, а попросить у Николая II министр императорского двора не решился. В результате он был вынужден организовать редактуру текста, записанного со слуха. Однако потом император передал написанный им текст выступления Воронцову-Дашкову. С этим текстом и сверялся Дурново при редактировании речи для «Правительственного вестника», о чем пишет И. С. Розенталь. Царский рукописный подлинник текста министр императорского двора оставил у себя, чем, скорее всего, и объясняется его нахождение в фонде Воронцовых-Дашковых.

Не представляется корректным механическое сравнение количества аудиенций Победоносцева и Дурново. Следует принимать во внимание, что в середине декабря 1894 г. состоялась скандальная отставка министра путей сообщения Кривошеина, считавшегося креатурой министра внутренних дел. Если даже отношение Николая II к Дурново после этого события не изменилось, то император в любом случае не мог не учитывать упреки, высказывавшиеся в адрес главы МВД за его ставленника. Если принять увольнение Кривошеина за своего рода рубежное событие, то после него в декабре 1894 г. Дурново был на приеме у государя только дважды – 22 и 29 декабря[450]. В январе – до царского выступления перед депутациями – министр внутренних дел имел тоже две аудиенции – 5 и 12 января [451]. Победоносцев в декабре (после отставки министра путей сообщения) также посещал Николая II два раза – 17 и 30 декабря[452]. В период с 1 по 17 января обер-прокурор встречался с императором только единожды – 10 января[453]. Разница в одну аудиенцию не выглядит значимой.

Наконец, надлежит разобраться с цитируемым по публикации Ю. Б. Соловьёва фрагментом из дневника Киреева. В не приводимом Ю. Б. Соловьёвым фрагменте дневниковой записи Киреев подробно рассказал о роли Дурново в деле с тверским адресом. Тверской губернатор перестраховался, «не взвесил» содержания адреса, «испугался и донес о готовящейся революции дураку Дурново». Министр внутренних дел «воспользовался этим», «действительно испугался и донес государю дело в совершенно ложном свете». Император же «приготовил речь (сам, он, кажется, ни с кем не советовался)». И далее (уже переходя к использованному Ю. Б. Соловьёвым высказыванию) Киреев сетовал: «Впечатление самое удручающее, все стремились к юному царю с лучшими чувствами, и из-за глупого Дурново! Какое горе!»[454]. Из дневника видно, что Киреев ничего не знал о роли Победоносцева в подготовке речи Николая II. Но ясно и другое – выражение «из-за глупого Дурново» (рассмотренное здесь, в отличие от того, как это сделал

Ю. Б. Соловьёв, в более широком контексте) следует понимать вполне определенным образом: прочитав доклад министра внутренних дел, император подготовил речь вполне определенного содержания. Усматривать во фразе Киреева указание на авторство Дурново царской речи нет оснований[455].