Самое необходимое

«Не обращай внимания, Полли, — шепнул голос, тоже знакомый ей. — Перестань рвать себя на части из-за того, что с твоей стороны было очень правильным поступком. Я имею в виду после всего! Ты ведь слышала вину в его голосе, правда?»

— Да! — яростно пробормотала она в подушку. — Это правда, я слышала! Как насчет этого, тетя Эвви? — Ответа не последовало, лишь... какое-то странное, легкое подергивание (весь вопрос в том, Триша) в ее подсознании. Словно она забыла что-то, упустила что-то (хочешь конфетку, Триша) из уравнения.

Полли беспокойно повернулась на бок, и азка подпрыгнул на одной из ее грудей. Она услышала, как что-то тихонько царапает серебряную сетку своей тюрьмы.

Нет, подумала Полли, это просто что-то скрипит. Что-то неподвижное. Сама мысль о том, что там, внутри, может быть и впрямь что-то живое... это только твое воображение.

Хрусть-хрусть-хрусть.

Серебряный шарик чуть качнулся между чашечкой ее бюстгальтера и покрывалом на постели.

Хрусть-хрусть-хрусть.

сЭта штука живая, Триша, — проговорила тетя Эвви. — Эта штука живая, и ты это знаешь».

Не будь дурочкой, мысленно ответила ей Полли, перекатываясь на другой бок. Как в самом деле там может жить живое существо? Ну, дышать оно, наверно, могло бы через все эти крошечные дырочки, но что, скажи на милость, оно бы там ело?

«Быть может, — с мягкой непреклонностью ответила тетушка Эвви, — оно ест ТЕБЯ, Триша».

— Полли, — пробормотала она. — Меня зовут Полли.

На этот раз толчок в ее подсознании был сильнее и словно пробудил, на какое-то мгновение вырвал из полузабытья. Но тут снова зазвонил телефон. Она судорожно перевела дыхание и села; лицо ее выражало усталое уныние. Гордость и желание вели между собой отчаянную битву.

«Поговори с ним, Триша — чему это может навредить? А еще лучше, просто выслушай его. Ты ведь нечасто делала это раньше, а, Триша?»

— Я не хочу с ним разговаривать. Не хочу — после того, что он сделал.

«Но ты все еще любишь его».

Да. Это была правда. Только при этом она еще и ненавидела его.

Голос тети Эвви снова гневно зазвучал в ее мозг/.

«Ты хочешь всю свою жизнь оставаться призраком, Триша? Что с тобой случилось, Триша?»

Полли потянулась к телефону жестом, представлявшим собой пародию на решительность. Ее ладонь — гибкая, свободная от боли ладонь — зависла над трубкой. Потому что, быть может, это был не Алан. Может, это был мистер Гонт. Может, мистер Гонт звонит, чтобы сказать, что он еще не закончил с ней, что она еще не расплатилась с ним до конца.

Она сделала еще одно движение — на этот раз кончики ее пальцев коснулись пластикового покрытия, — но отдернула руку. Кисти сплелись в нервный комок на ее животе. Она боялась мертвого голоса тетушки Эвви, боялась того, что она сделала днем, и того, что мистер Гонт (или Алан!) может рассказать всему городу об ее умершем сыне, боялась того, что может означать смятение, вызванное сиренами и снующими по городу полицейскими машинами.

Но она поймала себя на том, что больше всего этого боится самого Лиланда Гонта. Она чувствовала себя так, словно кто-то привязал ее к языку огромного железного колокола — колокола, который мгновенно оглушит ее, сведет с ума и раздавит в кровавое месиво, если начнет звонить.

Телефон смолк.

Снаружи завопила еще одна сирена, и, когда она стала удаляться в направлении Тин-бриджа, снова раздался громовой раскат. Уже ближе, чем раньше.

«Сними это, — шепнул голос тетушки Эвви. — Сними его, родная. Ты можешь это сделать — он властвует над нуждой, а не над волей. Сними его. Разорви на себе его хватку».

Но Полли смотрела на телефон и вспоминала ту ночь — неужели с тех пор прошло меньше недели? — когда она потянулась к нему и, ударившись о него пальцами, сбросила на пол. Она вспомнила боль, вгрызавшуюся в руку от кисти и вверх, к плечу, как голодная крыса с обломанными зубами. Она не могла вернуться к этому. Просто не могла.

Или могла?

«Что-то гадкое происходит в Роке сегодня вечером, — сказала тетушка Эвви. — Ты хочешь проснуться завтра и подсчитать, сколько в этом ТВОЕЙ гадости? Ты и впрямь хочешь внести свою лепту, а, Триша?»

— Ты не понимаешь, — простонала она. — Это было не против Алана, это было против Эйса Меррилла! А он заслуживает всего, что бы ни получил!

Непреклонный голос тетушки Эвви ответил:

«Тогда и ты тоже, родная. И ты тоже».

4

В двадцать минут седьмого вечера в этот вторник, когда громовые раскаты приблизились и настоящая тьма начала сменять сумерки, офицер полиции штата, заменявший Шейлу Бригем в диспетчерской, вышел из конторы шерифа. Он оглядел большое пространство, огороженное лентой с надписью «ЗОНА ПРОИСШЕСТВИЯ», и поспешил туда, где стоял Генри Пейтон.