Самое ужасное путешествие

До сих пор мы держались благодаря тому, что сжигали больше керосина, чем требовала кухня. Примус продолжал гореть еще некоторое время после приготовления пищи и согревал таким образом палатку. Мы растирали отмороженные ноги, занимались какими-нибудь мелкими делами. А чаще всего просто клевали носом, не давая друг другу крепко заснуть. Но керосин – увы! – на исходе. Мы вышли с шестью бачками по 4,5 литра (Скотту казалось, что их слишком много), из них четыре уже опорожнены. Сначала мы считали необходимым оставить на обратный путь два бачка, теперь ограничиваемся в расчетах одним бачком и двумя залитыми керосином примусами. Между тем наши спальные мешки и при дополнительном обогревании почти орудия пытки. Даже сейчас, в самом начале похода, мне приходится что ни вечер целый час бить по мешку, разминать его, выкручивать, чтобы влезть в него. Но худшее впереди: это само пребывание в мешке.

Всего лишь – 37 °C, но «очень плохая ночь», как записано у меня в дневнике. Вышли мы своевременно, однако день был отвратительный, нервы напряжены до предела, потому что нам никак не отыскать тот узкий проход между трещинами, что ведет прямо к нашей цели. То и дело мы сбивались с дороги: внезапно начинался резкий спуск; потом: «Что, забрали слишком вправо?» – Никто не знает. – «Попытаемся идти поближе к горе». – И так далее! «С трудом одолели за утро 4,5 километра, попали в густую мглу, но она вдруг рассеялась, и мы увидели, что стоим в черной тени огромного отрога ледяного хребта. Двинулись дальше, беря левее, но тут Билл упал и попал рукой в трещину. Мы перебрались через нее и еще через одну, опять взяли левее, и Билл и я провалились одной ногой в трещину. Обшарили все кругом – пустота, пришлось перетаскивать сани прямо через трещину, но все обошлось»[17]. Один раз мы угодили в трещину и долго не могли из нее выбраться. Тогда Билл удлинил свои постромки страховочной веревкой (он потом часто так делал) и стал обнаруживать трещины намного раньше, чем мы. Нам-то, конечно, хорошо, куда хуже Биллу. В темноте трещины действительно выматывают нервы.

Пятнадцатого июля выступили утром; впереди слева от нас и почти над нами виден Нолл, огромный массив, обрывистые скалы которого образуют у моря мыс Крозир. К нам Нолл обращен более пологими склонами, а к ним прижимаются могучие ледяные валы, раскинувшиеся на много километров. Подумать только, эти валы мы одолели, как они нас ни сдерживали! Слева возносится на 3 тысячи метров гора Террор – она связана с Ноллом гигантским куполообразным надувом отполированного ветром снега. В одном месте он плавно спускается к коридору, по которому мы пришли, и здесь мы начинаем подъем. Трещин нет, только мощный надув, гладкий, словно стенки огромной фарфоровой чаши, которую он напоминает, и слежавшийся настолько, что мы, как на льду, надеваем кошки. Делаем 5 километров вверх по склону. Остается 130 метров до морены, на которой мы собираемся поставить хижину из камня и снега. Она слева от нас, а справа, по ту сторону снежного купола, – двойная вершина Нолла; здесь на высоте 250 метров мы ставим последний лагерь.

Мы на месте.

Каким получится наш дом? Скоро ли просохнут спальные мешки и одежда? Будет ли гореть ворваньевая печь? Найдем ли мы пингвинов? «Трудно поверить такому счастью – 19 дней позади. Мы с ног до головы мокрые, в мешки влезаем с трудом, ветрозащитная одежда больше походит на заледеневшие коробы. Шлем Бёрди твердый, как железо. Все волнения позади, это прекрасно!»[17]

Был вечер, но нам так хотелось поскорее начать строить дом, что мы взобрались на гору над лагерем, к выступающим из снега скалам. Их, конечно, не сдвинуть с места, но вокруг полно валунов, гальки и, конечно, сколько угодно замерзшего снега, за нашей спиной спускающегося полосой сугробов к палатке и большому ледяному валу километром дальше. Между ним и нами, как мы узнали позднее, стоит большой ледяной утес. Ледяные валы и Великий Ледяной Барьер за ними – у наших ног; берег моря Росса всего в каких-нибудь 6 километрах отсюда. Императорские пингвины должны обитать где-то за ближайшим склоном Нолла, скрывающим от наших глаз мыс Крозир.