Самое ужасное путешествие

Мы хотели построить хижину с каменными стенами, обложить их снегом, трехметровые сани использовать в качестве конькового бруса, а большой кусок зеленого уиллесденского брезента как крышу. Имелась у нас и доска для дверной притолоки. Поставим печку, топить будем пингвиньим жиром – получится удобный теплый дом, откуда мы будем предпринимать вылазки на птичьи гнездовья километров за шесть отсюда. А может, натянуть палатку около гнездовья и провести необходимые исследования прямо на месте, покинув нашу уютную хижину на одну-две ночи. Такие у нас были планы.

В ту же ночь «начали подкапываться под большой валун на вершине – он бы послужил основанием одной из стен дома, – но вскоре наткнулись на скалу и отказались от этой затеи. Выбрали новое место метрах в четырех дальше – довольно ровный участок морены, точно под вершиной возвышенности. Надеялись за ледяным валом найти более или менее надежную защиту от ярости здешних ветров. Бёрди по всему склону собирал камни – неподъемных для него нет, Билл занимался наружной насыпью, я клал из валунов стену. Камни вполне подходящие, снег же так слежался, что больше походит на лед; ледоруб его не берет, только маленькой лопаткой можно постепенно вырубить большой блок. Гальки мало, но зато она хорошая. Наполовину закончили одну из длинных стен и спустились на 130 метров к палатке, все идет на лад»[17].

С высоты тысячи метров открывался величественный вид. Чтобы насладиться им сполна, я надел очки и время от времени протирал их. На востоке внизу огромное пространство занимают ледяные валы, выжатые напором ледника. В свете луны они напоминают пашню: будто какие-то великаны вспахали здесь землю бороздами глубиной в 15–18 метров. Они доходят до края Барьера, а за ними расстилается замерзшая гладь моря Росса, ровная, белая, спокойная, словно над ней никогда не проносятся пурги. На севере и северо-востоке – Нолл. За нами громоздится гора Террор, на склоне которой мы стоим, и все это будто околдовано чарами серого бесконечного Барьера, холодного, массивного, насылающего вниз ветры, метели и тьму. Боже! Что за место!

«Сейчас мало дневного и лунного света, но в последующие двое суток мы использовали и тот, и другой максимально. Днем и ночью были на ногах, часто работали вообще в полной темноте; снег копали при лампе-вспышке. К концу второго дня закончили стены и обложили их насыпью, но на полметра не довели ее до верха: сначала надо плотно подогнать крышу, а уже потом доводить защитный вал. Сооружать его очень трудно из-за того, что снег плотный, – мягкого нет, и нечем забивать щели между снежными глыбами, более всего напоминающими каменные плиты для мощения улиц. Дверь уже готова: это треугольный кусок парусины с откидными клапанами, прижатый к стене камнями и снегом. Верх закинут за планку, низ врыт в снег»[17].

Бёрди огорчало то, что мы не закончим все в один день; он чуть ли не сердился, но работы оставалось очень много, а мы устали. На следующий день, во вторник 18 июля, поднялись ни свет ни заря, чтобы завершить постройку дома, но помешал сильный ветер. Мы все же взобрались наверх и немного покопали, но класть крышу было нельзя, пришлось уйти ни с чем. И тут мы поняли, что наверху дует гораздо сильнее, чем там, где стоит палатка. В это утро около дома было ужасно холодно, ветер достигал силы 4–5 баллов при температуре – 34 °C.