Самое ужасное путешествие

«Первые четыре мили после выхода из лагеря были для меня сущей мукой: Виктор, то ли из-за лени, то ли из-за нежелания бороться с ветром, плелся еле-еле, точно похоронная кляча. Мгла такая, что без очков не обойтись, но и с очками беда: только протрешь и наденешь, как их тут же снова залепляет снег. Я сильно отстал от всей кавалькады, временами с трудом различал ее сквозь падающий снег, и меня, словно кошмар, преследовал страх, что Виктор первым из пони выйдет из строя. Правда, я всегда выходил позднее остальных, но после первой четверти мили догонял их. Сейчас, однако, я пришел к шестикилометровому столбу последним и был раздражен до крайности, но не сказал ни слова, так как увидел, что не я один в таком состоянии, что погода и все прочее навели уныние на всех. Но тут Виктора словно подменили. Он бодро рванул вперед, занял свое обычное место и пошел быстрой для такой поверхности ровной поступью. Каждыйего шаг радовал и успокаивал меня. Во второй половине для он шел не хуже, а под конец, когда я снял с него сбрую, принялся кататься по снегу – впервые за последние десять – двенадцать дней. Уж, конечно, не от переутомления».

Мы выкладывались до предела, лишь бы пройти положенные 20 километров, и Чайнамена, которому это было не под силу, ночью пристрелили. Он не дошел всего-то 144 километра до ледника, но бедолаге от этого не легче.

Двадцать девятого ноября открылся вид, которого мы никак не ожидали накануне, когда, спотыкаясь и падая, брели сквозь пургу. Местами расчистилась на западе огромная горная гряда, которая вскоре должна преградить нам путь на юг; справа, казалось прямо над нами, возносилась трехглавая вершина горы Маркем. После 480 километров унылого однообразия Барьера воистину восхитительное зрелище! Ночью поставили лагерь на широте 82°21', на 6 километров южнее последней стоянки Скотта во время экспедиции 1902 года. Тогда ему здесь также посчастливилось с погодой, да и Шеклтон отметил, что на этой широте его встретил хороший ясный день.

Из наших дневников хорошо видно, что в плохую погоду настроение у всех падало, но мгновенно поднималось, едва показывалось солнце. Нет сомнений в том, что с пони происходило то же самое. По сути дела, на этой начальной стадии путешествия все испытывали огромное напряжение, тем более что при скудости впечатлений ничто его не снимало. Но вот проясняется, и кристаллический наст под ногами, вчера еще какое-то бесцветное покрывало, сегодня переливается разными красками и ослепительно сияет; вчера ты спотыкался на малейшем бугорке, сегодня же все неровности почвы выступают отчетливо и ты ставишь ногу не задумываясь, а перед твоими глазами разворачивается один из красивейших в мире пейзажей, и, наслаждаясь им, забываешь, что каких-то двадцать часов назад ты еле тащился, преодолевая усталость и раздражение. Шорох санных полозьев, шипение примуса, запах супа, мягкое лоно спального мешка – как все это может радовать и действительно радовало.

Хотел бы, чтоб мог я хотя бы на миг
У теплой печурки присесть,
Послушать певучий ее язык
И всласть отдохнуть и поесть.

Да, вместо шелка домашних уз,

Сплетающих дни за днями,
Я выбрал ветер сквозной, да груз —
Упряжку саней за плечами…

По снегу, по снегу – всегда вперед,

По вековечному насту,
От дома, тепла и уюта от…
Ну, отдых ребята?
Баста. [26]