Самое ужасное путешествие

Приятно отвлечься от этих мрачных сюжетов и обратиться к жизни на открытом воздухе, которую мы теперь, весной, вели. Нас начали посещать императорские пингвины, компаниями до сорока особей. Вероятно, это были птицы, оскорбленные на мысе Крозир в своих материнских или отцовских чувствах и искавшие забвения в бродячем образе жизни. Боюсь, им доставалось от наших собак, бегавших на воле. Однажды, например, Дебенем спустился на морской лед с упряжкой тех собак, которых мы считали непригодными к серьезным санным походам. Он вышколил их и образовал упряжку, которая делала честь скорее ему, чем им. В тот день, о котором идет речь, Дебенем с трудом удерживал псов, не давая им ринуться на пингвинов. Собаки неистовствовали, пингвины же не проявляли ни малейших признаков беспокойства. И тут собака по кличке Литл Джинджер, не будучи в состоянии освободиться сама, бескорыстно перегрызла постромки двух своих товарок, и Дебенему, который еле справлялся с санями, не оставалось ничего иного, как беспомощно наблюдать разыгравшуюся перед его глазами резню.

Двадцать четвертого октября появился первый поморник – предвестник того, что вскоре на всех бесснежных ровных участках каменистого пляжа или скал эти птицы займутся брачными делами. Мы знали, что вслед за ним прилетят антарктические и, может быть, редкие снежные буревестники; и в залив Мак-Мёрдо пробьются первые киты. Тюлени Уэдделла, обычные обитатели прибрежных антарктических вод, в начале октября выходят из моря и лежат на льду. Это почти исключительно самки, собирающиеся произвести на свет потомство.

У тюленя Уэдделла черная на спине шкура, с серебряными пятнами в других местах. Он достигает 3 метров в длину, питается рыбой, телосложение имеет могучее и плотное. Его защищает слой подкожного жира толщиной иногда до 10 сантиметров. Находясь на льду, он представляет собой одну из самых ленивых божьих тварей, чуть ли не все время спит, переваривая огромные порции пищи, и самым забавным образом хрюкает, ворчит, дудит, пищит, свистит… Но стоит ему оказаться в воде, где он ловит рыбу, целиком ее заглатывая, как он в мгновение ока преображается и становится необычайно подвижным и гибким животным. Если остановиться рядом с продушиной во льду, через которую он дышит, то вскоре из нее появится его голова, и он уставится на вас с удивлением, но без страха, вбирая свежий воздух расширяющимися и сужающимися ноздрями. Тюлени, очевидно, преодолевают подо льдом расстояния во много километров и находят путь от одной продушины к другой по шуму, производимому их сородичами. Некоторые продушины служат одновременно входами и выходами, и по меньшей мере один из виденных мною мертвых тюленей, похоже, скончался из-за того, что входное отверстие замерзло. Иногда можно слышать, как тюлени пропиливают такие лунки зубами (Понтингу даже удалось сделать несколько снимков, запечатлевших этот процесс), от чего, естественно, с возрастом зубы сильно изнашиваются. Уилсон утверждает, что тюлени подвержены почечным заболеваниям; на их шкуре часто встречаются раздражения – возможно, вызываемые высыханием на ней морской соли, – а однажды мне попался тюлень, покрытый сыпью. У некоторых особей, выходивших впервые из моря на лед, мы находили увеличенную селезенку, что представляет большой интерес для науки: селезенка – орган мало изученный. А сколько догадок вызвало у нас то обстоятельство, что некоторые лунки во льду были как бы прикрыты своего рода навесной крышкой. Как-то раз я стоял на припае близ мыса Эванс, на берегу Северной бухты, закованной в лед толщиною в дюйм или даже больше. Вдруг из-под него рядом со мной тюлень высунул нос, чтобы набрать воздуха, а когда надышался всласть, поднятый его головой кусок льда упал обратно. Чем не дверь в зачаточном виде!