Самое ужасное путешествие

Эта сцена до конца жизни не изгладится из моей памяти. Мы шли с собаками и видели, как Райт один вдруг свернул с курса, а за ним вправо потянулась вся партия с мулами. Он заметил, как ему показалось, гурий, а рядом что-то темное – что бы это могло быть? Недоумение переросло в предчувствие беды. Собачьи упряжки подтянулись, все остановились. Райт подошел: «Это палатка». Как он узнал – не понимаю. Представьте себе обычную снежную пустыню, справа от нас – остатки прошлогоднего гурия, небольшой холмик – и только; лишь вблизи стал заметен метровый бамбуковый шест, одиноко торчащий из снега, а рядом – еще один холмик, может быть, выдававшийся чуть больше. Мы подошли к нему. Какое-то время мы еще не понимали до конца, что перед нами, но кто-то приблизился к выступающему вперед сугробу и разгреб его. Появился зеленый клапан над отдушиной палатки – и тут уж все поняли: внизу вход.

Двое из нас пролезли в тамбур внешней палатки, затем между бамбуковыми стойками внутренней палатки. Между двумя полотнищами брезента набился снег – не очень много. Но внутри палатки ничего было не разглядеть – свет заслонял снег. Пришлось его откинуть. И вот тогда обозначились контуры тел. Их было трое. Боуэрс и Уилсон спали в своих мешках. Скотт под конец откинул отвороты спальника. Левую руку он положил на Уилсона, верного друга на протяжении всей жизни. Под головой Скотта, между спальным мешком и полом палатки, – зеленая сумочка, в которой он носил дневник. Внутри лежали коричневые тетради с дневниковыми записями, а рядом на полу несколько писем.

Всюду царил порядок. Палатка, как всегда, была поставлена хорошо, выходом на заструги, стойки воткнуты на правильном расстоянии друг от друга, сама палатка туго натянута в форме корабля. Внутри снега не было. Лежали кружки, обычное походное снаряжение, личные вещи, несколько писем и записи – частного и научного содержания. Рядом со Скоттом стояла лампа, сделанная из консервной банки, с фитилем из финнеско, горела она на остатках метилового спирта. Скотт, думаю, пользовался ею, чтобы иметь возможность писать до самого конца. Я уверен, что он умер последним, а ведь когда-то мне казалось, что он выносливостью уступает иным участникам экспедиции. Мы до сих пор не понимали, какой необычайной силой, и духовной, и физической, обладал этот человек.

Мы разложили снаряжение, записи, бумаги, дневники, одежду, письма, хронометры, финнеско, носки, флаг… Нашли даже книгу, которую я дал Биллу на дорогу, он привез и ее. Выяснилось, что Амундсен достиг полюса, что они также там побывали, но обе эти новости никого не взволновали. Среди вещей было письмо Амундсена королю Хокону. И множество шутливых записочек, которые мы оставляли им на леднике Бирдмора, – нам они были важнее королевских посланий всех владык мира.

Выкопали бамбуковый шест, приведший нас к этому месту, под ним оказались погрузившиеся, на много футов в снег сани, которым он служил мачтой. На санях нашли еще несколько мелочей – кусок бумаги из ящика с галетами; метеорологический журнал Боуэрса и геологические образцы – 15 килограмм геологических образцов первостепенного значения. Кроме того, под снегом лежали лыжи с палками и упряжь.

Час за часом – так мне казалось – Аткинсон сидел в палатке и читал. Нашедшему надлежало прочитать дневник, а затем доставить его на родину – такова была воля Скотта, записанная на обложке. Аткинсон, однако, сказал, что прочтет лишь столько, сколько нужно, чтобы понять происшедшее, остальное же доставит домой нераспечатанным. Когда у него составилась достаточно полная картина, он собрал нас и зачитал вслух «Послание обществу» и описание гибели Отса, в соответствии с определенно высказанным пожеланием Скотта. Мы их не тронули. Мы выдернули бамбуковые стойки палатки, и она сама их накрыла. А сверху мы поставили гурий. Не знаю, сколько времени мы там провели, но когда все было кончено и глава из Послания к коринфянам прочитана, наступила полночь каких-то суток. Солнце низко склонялось к полюсу, Барьер почти погрузился в тень. А небо сверкало – по нему неслись пелены ослепительных облаков. Гурий и крест резко выделялись на фоне горящего золота.

КОПИЯ ЗАПИСКИ, ПОЛОЖЕННОЙ У ГУРИЯ НАД ТЕЛАМИ

12 ноября 1912 года, 79°50' ю. ш.