Самозванка (дореволюционная орфография)

Вра не вдругъ ршилась идти на зовъ бабушки, – какое-то чувство, не то робости, не то конфузливости, удерживало ее. Долго стояла двушка въ нершимости, долго оглядывала себя въ зеркало и поправлялась передъ нимъ, нсколько разъ бралась за скобку двери и возвращалась.

Но идти было надо и Вра ршилась наконецъ.

Салатинъ сидлъ за столомъ и пилъ чай, когда вошла Вра. Онъ привтливою улыбкою встртилъ ее и, не дожидаясь, пока бабушка представитъ ему „внучка“, подалъ Вр руку.

– Здравствуйте, молодой человкъ! – проговорилъ онъ. – Я уже слышалъ объ васъ отъ Ольги Осиповны и заочно знакомъ съ вами. Позвольте теперь познакомиться поближе: Никорай Васильевичъ Салатинъ – къ вашимъ услугамъ, родственникъ вашей бабушки, а слдовательно и вашъ…

Салатинъ крпко пожалъ руку Вры и ловкимъ движеніемъ, не вставая съ мста, подалъ ей стулъ, продолжая съ ласковою улыбкою глядть на нее и любуясь смущеніемъ „хорошенькаго юноши“.

– Каковъ у меня внучекъ-то, Коля? – спросила Ольга Осиповна у Салатина.

– Молодецъ мужчина!… Вамъ сколько лтъ, Вася?

– Пятнадцать…

– Совсмъ кавалеръ!…

Салатинъ замтилъ, что Вася очень застнчивъ, и, оставивъ его пока въ поко, сталъ говорить съ бабушкою.

Говорилъ Салатинъ хорошо, – такъ и лилась у него рчь и не ломанная рчь, уснащенная множествомъ иностранныхъ словъ, а чисто-русская, образная, плавная, московская рчь. И голосъ у молодого человка былъ пріятный, звучный, симпатичный.

XI.

Салатинъ говорилъ о своемъ путешествіи заграницу, разсказывалъ много интересныхъ вещей о Франціи, Англіи, Германіи и не рисовался своими знаніями и наблюденіями, а разсказывалъ такъ, точно домъ свой описывалъ, точно про Замоскворчье говорилъ.

– Да, хорошо, тетушка, поздить по чужимъ краямъ, многому научишься и жить весело, а все же домой тянетъ, словно въ Москв-то магнитъ!… На что бы, кажется, лучше въ Италіи, – прямо таки Богомъ благословенная страна, а я бросилъ ее, да вотъ и прискакалъ въ Москву!… И у всего-то русскаго народа эта кошачья привязанность къ родин, къ домишку своему, право. Англичанинъ рыщетъ по блу свту – и хоть бы поскучалъ о родин. Нмецъ – тотъ, гд хочешь, уживется и только толстетъ отъ чужихъ хлбовъ, а русскій все домой норовитъ!…

– Лучше все у нихъ, у заграничныхъ-то, Николаша? – спросила бабушка.

– Что лучше, а что и хуже. Много такого хорошаго, что и намъ бы не худо занять, a то есть и хорошіе, да намъ не по шерсти. Ну, много и худого, a живутъ вотъ вс чище нашего, насчетъ этого у нихъ строго, за то и не такъ хлбно, какъ у насъ. Въ Лондон, напримръ, въ столиц англійской, богачей не пересчитаешь, а рядомъ съ ними бднота такая живетъ, что дти съ голоду мрутъ. У насъ бднякъ или лнтяй и денегъ насобираетъ, коли съ рукой пойдетъ, а ужъ кусокъ хлба-то въ каждой булочной, въ каждой лавк дадутъ; ну, а у нихъ безъ церемоній прогонятъ и безъ денегъ хлба не дадутъ!…

– Любопытно все же поздить по свту, на людей поглядть, – замтила бабушка. – Вотъ когда умру, Вася съ тобой поздитъ, покажешь ему все…

Салатинъ съ улыбкой взглянулъ на Вру.

– Желали бы, Вася, поздить?

– Да… Вы такъ много интереснаго наговорили, что поневол захочешь своими глазами на все это поглядть. Въ книжк этого не вычитаешь.

– А вы читаете книжки?

– Да.

– Доброе дло. Если любите читать, я вамъ много книгъ буду давать.

– Только не зачитался бы очень, не свихнулся бы, – замтила бабушка. – Вонъ, Настасья отъ книжекъ то совсмъ какая-то изступленная сдлалась…

Салатинъ засмялся.

– Изступленная? – повторилъ онъ. – Я помню Настеньку, помню „модную барышню“… Чай, совсмъ невста теперь и похорошла, я думаю?

– Чего ужъ лучше!… Миликтриса Кирбитьевна [2] чистая, только невста то безъ мста, все еще въ двкахъ сидитъ… Съ Васей очень ужъ дружна, и дружба эта мн не по душ: не научитъ ничему путному эта вертячка…

– Вася, я думаю, отличитъ хорошее отъ дурнаго… Неправда ли, Вася?

Салатинъ снова обратился къ двушк и изъявилъ желаніе посмотрть жилище новаго пріятеля и родственника.

Николай Васильевичъ былъ сынъ очень богатаго фабриканта, нажившаго громадное состояніе исключительно упорнымъ трудомъ, неутомимою энергіею и, пожалуй, счастливо сложившимися обстоятельствами. Началось дло, развившееся въ громадное предпріятіе, съ пустяковъ, съ грошей. Салатинъ былъ просто-напросто землепашецъ. Обрабатывая землю лтомъ, зимою онъ ткалъ полотна вмст съ женою и младшими братьями на ручныхъ станкахъ и сбывалъ ихъ въ Москв то по лавкамъ, то по домамъ. Дло давало порядочно, и семья жила зажиточно, но до богатства было еще далеко. Какъ то, продавъ кусковъ десять очень добратнаго, хорошо отработаннаго полотна купцу, Салатинъ получилъ отъ этого купца заказъ на довольно значительное количество того же полотна, при чемъ купецъ далъ ему авансомъ рублей пятьсотъ для покупки новыхъ станковъ и вообще для расширенія дла. Честно выполнивъ порученіе, Салатинъ сталъ получать заказовъ все боле и боле, такъ что работалъ уже не въ пятеромъ, какъ бывало, а имлъ человкъ двадцать ткачей изъ своихъ односельцевъ, съ которыми разплачивался „по-божески“, и которые охотно работали на него, улучшая свое благосостояніе.