Самозванка (дореволюционная орфография)

Это, впрочемъ, не радовало Салатина, такъ какъ на ряду съ благосостояніемъ крестьянъ росло и паденіе ихъ нравовъ.

Переходя въ лучшія избы, заводя картины, лампы, зеркала и самовары, крестьяне словно оставили въ старыхъ домахъ своихъ чистоту нравовъ, патріархальность и пріобртали физіономію фабричныхъ, самый не симпатичный типъ на Руси.

Салатинъ, русскій человкъ въ душ, хорошій христіанинъ, врный сынъ церкви, съ ужасомъ видлъ, что народъ, пріобртая благосостояніе, становился мене религіознымъ, быть можетъ, потому, что сытая жизнь влечетъ его къ разгулу. Наблюдая все это, Салатинъ все больше и больше проникался намреніемъ прикончить фабрику и стать земледльцемъ, зная, что только въ „матушк земл“ спасеніе русскаго человка…

Уздный городъ, близъ котораго было родное село Салатина, славился льняными базарами, и въ Филипповъ постъ [3] туда свозилось громадное количество льну, какъ гуртомъ, такъ и мелкими партіями. Покупателями льна были мстные фабриканты, въ рукахъ которыхъ и сосредоточивалась вся льняная торговля края. Въ числ крупныхъ продавцевъ льна былъ нкто Иголкинъ, купецъ стараго закала, милліонеръ и то, что называется „кряжъ“, то есть – съ желзною волею, съ упрямствомъ неописаннымъ и съ правомъ неукротимымъ. „Какъ хочу такъ и ворочу“, говоритъ про того человка простой народъ, опредляя его характеръ.

Иголкинъ скупалъ ленъ по губерніямъ: Ярославской, Вологодской, Костромской, и громадными партіями привозилъ его въ С., гд и устанавливалъ цну. Одинъ разъ мстные фабриканты задумали „поддть“ Иголкина и сговорились вс до одного сбить цну до послдняго минимума: поломается-де и отдастъ, назадъ тысячи пудовъ не повезетъ, а купить здсь кром насъ некому.

Такъ и сдлали.

Привезъ Иголкинъ громадную партію, назначилъ цну и ждетъ. He берутъ фабриканты. Онъ сбавилъ – не берутъ.

– А, стачку устроили! – догадался Иголкинъ. – Ладно же!…

Свалилъ онъ ленъ въ амбары, застраховалъ и живетъ въ С., по трактирамъ ходитъ, „гуляетъ“, а къ фабрикантамъ ни ногой. He идутъ и они къ нему, вполн увренные, что купятъ, какъ хотятъ, что Иголкинъ сдастся и ленъ не повезетъ домой, ибо это равносильно полному разоренію.

Между тмъ, пошли снга, дороги испортились, и везти тысячи, десятки тысячъ пудовъ льну назадъ было немыслимо, да и некуда было везти.

– Ладно же! – сказалъ Иголкинъ и приказалъ позвать къ себ въ номеръ Салатина, которому продавалъ по маленькимъ партіямъ ленъ, любя трудолюбиваго и дловитаго мужика.

– Васюкъ, – сказалъ Иголкинъ Салатину, – купи у меня партію льна.

– А велика-ли партійка-то, Игнатій Емельяновичъ? На большую у меня силъ не хватитъ…

– Да всю купи, сколько есть: тысячъ десять пудовъ…

– Шутить изволите!… – улыбнулся Салатинъ.

– Я шучу пьяный въ трактир, а коли о дл рчь идетъ, такъ не шутятъ!… Толкомъ теб говорю и желаю продать…

– Да, вдь, это выходитъ… это, вдь…

Салатинъ зажмурилъ глаза и сталъ считать.

– Это семьдесятъ тысячъ рублей денегъ! – помогъ ему Иголкинъ. – Ты такихъ денегъ и не видывалъ, a я тебя хочу человкомъ сдлать. Меня ваши идолы прижали, ограбить хотли, да не на того напали!… Бери весь ленъ, пиши векселя и работай!… Сколько хошь, столько и жду съ тебя денегъ, мн это плевать, а ты тутъ торгуй и дло длай; и со льномъ будешь, и съ деньгами, потому эти идолы ваши должны у тебя купить, имъ работать не съ чмъ, а ты изъ восьми рублей гроша не уступай и чтобы не на срокъ, a на наличныя… Идемъ въ трактиръ, пиши векселя!…

XII.

Салатинъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы не понять всю выгоду этого съ неба свалившагося дла, а Иголкинъ зналъ, съ кмъ иметъ дло, и дйствовалъ наврняка. Взялъ онъ векселя, устроилъ гульбу на прощанье и ухалъ, а Салатинъ сдлался обладателемъ громадной партіи товара.

Часть его была тутъ же продана на наличныя одураченнымъ фабрикантамъ, оставшимся, было, безо льна, а другую часть Салатинъ выдлалъ въ полотно, арендовавъ фабрику.

Иголкинъ получилъ свое сполна, а Салатинъ изъ мелкаго ткача сдлался фабрикантомъ и къ Крымской компаніи [4], взявъ громадный казенный подрядъ, былъ милліонеромъ, получилъ потомъ, за превосходно выполненный подрядъ этотъ, почетное гражданство и оставилъ сыну, скончавшись лтъ пять тому назадъ, доброе имя, громадное состояніе и превосходно поставленное дло.

Будучи человкомъ совсмъ неграмотнымъ, старикъ Салатинъ далъ сыну превосходное образованіе, и Николай Васильевичъ былъ кандидатомъ правъ. Онъ недавно вернулся изъ-за границы, гд изучалъ фабричное дло и, вернувшись теперь въ Москву, началъ вводить уже значительныя реформы на своей фабрик, поставленной на широкую ногу.

Старух Ярцевой Николай Васильевичъ приходился родственникомъ по мужу и еще до отъзда за границу предлагалъ ей помстить въ дло мертво лежащіе капиталы. Тогда старуха отказалась отъ этого предложенія, но теперь у нея былъ внукъ и дло принимало иной оборотъ, Ольга Осиповна не прочь была вести переговоры съ племянникомъ и предложила ему почаще навщать ее и ознакомиться съ Васею, котораго, по ея мннію, не худо было немного просвтить, научить уму-разуму, „отшлифовать“, какъ она выразилась и ознакомить съ дломъ.