Самозванка (дореволюционная орфография)

– Такъ твоя теперь я, навки твоя!… Чуть грха не надлала, страшнаго грха, да за то теперь покойна… Поцлуй меня, голубка моя, и прости, не помни мн лиха, – безъ ума, безъ разума дло длала, голову потеряла…

Долго еще сидла Анна Игнатьевна у Насти и ушла, пріобртя себ во вчерашнемъ враг крпкаго, умнаго и надежнаго друга…

XIV.

Ольга Осиповна замтила пропажу денегъ.

Деньги у нея были не считаны; она никогда не знала, сколько у нея дома кредитныхъ билетовъ, бумагъ, купоновъ и звонкой монеты, какъ не знала хорошенько и вообще своихъ капиталовъ; но произведенный Врою безпорядокъ не ускользнулъ отъ вниманія старухи, и она задумалась, встревожилась.

Кража была, несомннно, дома, но кто совершилъ ее?

На испытанную прислугу думать было ршительно невозможно, – кто же ходилъ за деньгами, кто укралъ ихъ?…

Старуха вспомнила, что сквозь сонъ слышала чьи-то шаги и, словно-бы, видла Васю…

He онъ-ли?

Старуха похолодла отъ этой страшной мысли.

Неужели ея внучекъ воръ?…

Воръ!… Вора она такъ полюбила, къ вору такъ привязалась!… вору, негодяю, оставитъ она добро свое!…

А больше некому украсть, ршительно, некому… Да и видла Ольга Осиповна сквозь сонъ внука, несомннно, видла.

Мудренаго нтъ, что и воришка онъ. Гд онъ воспитывался? Какъ?… Шалая, до юныхъ лтъ, „отчаянная“ матушка его только, чай, франтила, гуляла, а о сын и не думала; ну, и росъ онъ на свобод, безъ призора, съ дурными товарищами…

Тихонькій онъ, робкій, нжный, какъ красная двица; да, вдь, не даромъ говорится что… въ тихомъ омут черти водятся!…

При бабушк онъ такой, а безъ нея можетъ и куритъ, и на билліард играетъ, и всякими „художествами“ занимается?

Видала на своемъ вку Ольга Осиповна такихъ дтокъ купеческихъ, знавала…

Надо мамашеньку его допросить первымъ долгомъ.

Ольга Осиповна позвала дочь, заперлась съ нею въ своей горниц и разсказала о пропаж денегъ.

– И вы на Васю думаете? – съ притворнымъ негодованіемъ спросила Анна Игнатьевна.

– He на кого больше…

– Грхъ вамъ, маменька!…

– Всегда, голубушка, тотъ, у кого украдутъ, больше гршитъ, чмъ самъ воръ!… Воръ укралъ, одного обидлъ, а обокраденный на сто человкъ поклепъ длаетъ!… Можетъ и грхъ, а только думать мн больше не на кого…

– У васъ прислуга есть…

– Какая?… Которая во двор, та не могла попасть въ горницы, а которая въ горницахъ, ту я знаю… Несчитанныя деньги лежали не запертыми; ключи у прислуги-то бывали пo цлымъ недлямъ, когда я хворая лежала…

– Можетъ и крали тогда! – замтила Анна Игнатьевна…

– Сроду не бывало!…

– А Вася такой ли, чтобъ воровать, маменька?… Похожъ-ли на вора?…

– Много ты знаешь!… Чай, своими нарядами занималась, а не воспитаніемъ его…

– Много пропало денегъ? – спросила Анна Игнатьевна.

– Почемъ я знаю?… He считано у меня… Очень много не могло быть…

– Такъ не лучше ли втун все оставить?… Скандалъ пойдетъ, слдствіе…

– Слдствія я не желаю! Боже, сохрани отъ этого!… И денегъ мн не жаль, а важно знать правду! – пойми это… Что если онъ, Вася, укралъ-то?… Что будетъ?… Кому я добро свое отдамъ?… Допросить его надо.

– Я допрошу…

– А не скажетъ если?

Анна Игнатьевна пожала плечами.

– Лучше я сама, – проговорила старуха.

– Вамъ почему-же скажетъ?

– Попугаю… Можно и посчь…

– Посчь?!.

– А что-же такое?… Отъ розги не умретъ, розга костей не поломаетъ, а правду узнаетъ…

– А если онъ не виноватъ?…

– Говорю теб, что больше некому!… Онъ взялъ, онъ!… Признается, скажетъ, куда двалъ деньги, вс продлки свои скажетъ; такъ, можетъ, еще исправить можно, человкомъ сдлать… Отдадимъ въ люди, въ хорошія руки отдадимъ и, можетъ, наставятъ на путь истинный, а такъ бросить, такъ гибель ему врная… Позови его сюда, вмст и допросимъ…

– А если не скажетъ?

– Подъ розгами скажетъ.

– Жестоко это…

Старуха разсердилась.

– Будетъ врать-то! – крикнула она. – Это у васъ у новомодныхъ все жестоко да жестоко, a пo нашему ничего… Насъ драли… Братьевъ, бывало, отецъ до полусмерти дралъ и меня не щадилъ, равно какъ и покойница маменька… Это по вашему, по модному не годится-то… Ступай что ли, а то я и безъ тебя обойдусь, – людей позову… Теб же будетъ хуже, коли весь дворъ узнаетъ…

Анна Игнатьевна пришла въ отчаяніе.

Что было ей длать?…

He послушаться, отказать матери; и, вдь, тогда суровая старуха, дйствительно, позоветъ прислугу и скандалъ сдлается достояніемъ улицы.

He послушаться совсмъ, не дать „сына“ на истязаніе?

Но тогда старуха прогонитъ их обоихъ и все кончится!… разлетится, какъ дымъ, весь хитро придуманный планъ… Надо послушаться…

Анн Игнатьевн нисколько не жаль дочку, нисколько! – пусть истязаетъ ее старуха, но, вдь, Вра все разскажетъ и опять-таки гибель неизбжна…

Анна Игнатьевна стояла у дверей, схватившись за ручку.

– Что же ты? – обратилась къ ней старуха. – Дразнишь меня что-ли?

Вдругъ счастливая мысль разомъ оснила Анну Игнатьевну, какъ это иногда бываетъ съ человкомъ въ самомъ затруднительномъ, безысходномъ положеніи.

Анна Игнатьевна вернулась къ матери и упала передъ нею на колни.

– Что ты? – удивилась старуха. – Чего теб?… Дура, коли сына въ такомъ дл защищаешь!… Я, можетъ, люблю его больше, чмъ ты и добра ему желаю, спасти его хочу…