Самозванка (дореволюционная орфография)

Такое именно чувство испытывала Вра, фигурирующая въ роли любимаго внука, по стольку Вр было тяжело это и больно. А Ольга Осиповна, какъ нарочно, съ каждымъ днемъ увеличивала и увеличивала свои заботы о внук. Такъ, напримръ, до сихъ поръ, ведя самый уединенный образъ жизни, старуха вызжала лишь въ церковь, а къ себ принимала только священниковъ, да изрдка племянницу Заварихи „модную двицу” Настеньку. Теперь же она пожелала возобновить давно забытыя знакомства и для этой цли, сюрпризомъ для дочки и внука, завела новый экипажъ, лошадей, и наняла кучера. Роль послдняго до сихъ поръ замнялъ древній старикъ Акимычъ, который возилъ воду, свозилъ зимою со двора снгъ и имлъ для этой цли, равно какъ и для парадныхъ выздовъ, одного сиваго коня, стараго, неповоротливаго и не державшаго тло. Теперь въ конюшн ржали и били передомъ два рьяные коня, a пo двору расхаживалъ щеголь кучеръ съ папироскою въ зубахъ и съ явнымъ желаніемъ влюбить въ себя всхъ сосднихъ горничныхъ и кухарокъ. Читатель можетъ себ представить, какъ была рада этому сюрпризу Анна Игнатьевна! Она поблагодарила мать, но объявила что „Вася“ пока не можетъ пользоваться любезностью бабушки, и вызжать не будетъ: онъ боленъ, у него какая-то странная болзнь, и докторъ не веллъ ему бывать въ обществ, предписавъ полнйшее уединеніе.

Эта спасительная ложь привела къ новымъ осложненіямъ.

– Боленъ? – тревожно спросила старуха, привлекая къ себ Вру и лаская ее. – Боленъ мальчикъ? Такъ доктора надо, Аннушка, ему. Здсь, не Ярославль вашъ, а Москва, столица! здсь есть знаменитые доктора, есть такіе, что по сто рублей за разъ берутъ, да ужъ за то и вылчатъ!… Непремнно надо Васеньку къ такимъ докторамъ повезти…

И Анн Игнатьевн стоило большого труда отстоять Вру отъ доктора, для чего пришлось придумывать множество различныхъ причинъ.

Трудно было уговорить старуху и отъ желанія повезти внука по знакомымъ. Тутъ опять пришлось лгать, сочинять, изворачиваться, но Анна Игнатьевна и въ этомъ дл одержала побду; Вру старуха оставила въ поко и только отъ племянницы „Заварихи”, Настеньки, не возможно было отдлаться.

„Модная двица“ вошла и сдлалась своимъ человкомъ въ дом.

Это была двица интересная.

Оставшись сиротою посл родителей, мелкихъ торговцевъ, Настенька, когда ей было лтъ пять, перешла къ тетушк своей „Заварих”, и та сосредоточила на ней всю любовь свою, всю увядающую нжность старой двы, въ силу той же необходимости расходовать куда-нибудь свою любовь, о чемъ я говорилъ выше. Любовь – мощная сила: она живитъ, какъ любящаго, такъ и любимаго человка; но любовь „Заварихи“, была особенная любовь, любовь, основанная на тщеславіи. Старух хотлось создать изъ племянницы „барышню“, даже – „аристократку“. Подъ словомъ же этимъ въ Замоскворчь подразумвается двица или дама, нарядно одтая, умющая бренчать на рояли, знающая два-три слова по французски и непремнно – „манерная“. Всего этого и стала добиваться „Завариха“. Она отдала Настеньку въ частный пансіонъ, гд изъ каждой двочки черезъ два-три года фабриковали нравственнаго, а порою физическаго уродца, ломающагося, говорящаго въ носъ, томно закатывающаго глазки и смотрящаго на міръ Божій шиворотъ на выворотъ. При этомъ, дома Настенька съ утра и до вечера слушала сплетни, вводилась въ курсъ интимной жизни чуть ли не всего московскаго купечества и пріучалась жить подачками отъ „благодтелей“, ничего не длая, но непремнно желая и конфекты кушать, и турнюры носить, и бархатную ротонду имть, и здить по театрамъ. Въ свободное отъ сплетенъ время Настенька читала романы Понсонъ-дю-Терайля и фельетонные романы изъ жизни французскихъ маркизовъ, испанскихъ грандовъ и итальянскихъ бандитовъ.

Такова была Настенька.

Она пришла въ домъ Ольги Осиповны вскор посл прізда Анны Игнатьевны и Вры, шикарно одтая, раздушенная и съ видимымъ желаніемъ не только произвести впечатлніе на провинціаловъ, но и „убить“ ихъ своимъ столичнымъ шикомъ. О Вас она слышала отъ тетки, что это „мальчишка не образованный” и гордый, ибо все молчитъ и дуется. Его-то, этого „мальчишку“, и хотла особенно поразить „модная двица“.

Но „модная двица“, какъ и вс такія „понсондютерайловскія“ двицы, была очень влюбчива, а потому красота „мальчишки“ произвела на нее впечатлніе. Манерничая и дуясь, „какъ мышь на крупу“, Настенька очень скоро начала таять и, оставаясь съ Врой наедин, начала льнуть къ ней и нжничать. Вру забавляло это и немного смущало, но затмъ она сошлась съ Настенькою, не открывая своего пола, и полюбила ее, привязалась къ ней, какъ единственному существу, съ которымъ можно было поговорить по душ, поболтать, пошалить. Вра охотно и очень скоро бы сказала Настеньк, что я-де не мальчикъ-Вася, a двушка-Вра, подруга твоя, и будемъ мы подругами, но боялась матери и оставалась „мальчикомъ“. Какъ мальчика, хорошенькаго, граціознаго, милаго мальчика, и любила ее Настенька.

Стала она бывать у Ярцевыхъ часто, почти каждый день, и все боле и боле влюблялась въ „душку-Васю“, какъ она мысленно называла Вру.