Обширное пространство за пределами персидского стана было сплошь заполнено «живыми дарами», то есть пленными, которых Меружан собирался отправить в Персию в подарок царю II Та пуху. Это были те самые люди, о которых с таким жестоким наслаждением рассказывал армянской царице Айр-Мардпет, когда тайно проник ночью в Артагерс. Все это огромное людское море персы разбили, соответственно полу и возрасту, на небольшие группы по пятьдесят человек в каждой. На шею каждому пленнику была накинута веревочная петля от общей веревки, соединявшей, таким образом, всю группу в живую цепь. Чтобы пленные не могли освободиться от веревочных ошейников, руки у всех были связаны за спиной. Среди этих несчастных не было ни одного пожилого человека, не было и маленьких детей. Безжалостный меч оборвал их жизнь без промедления: злодеи не пожелали обременять себя ненужной обузой и отобрали главным образом молодых.
Пленным не предоставили никакого укрытия, и они лежали под открытым небом, прямо на голой земле, днем страдая от жгучего солнца, а ночью от холода. Среди них были армяне и евреи (большею частью принявшие христианство еще при Григории Просветителе). Среди евреев находился и их пастырь, влиятельный иерей по имени Звита, добровольно последовавший в плен за своею паствой. Этих евреев при царе Тигране II взял в плен и переселил в Армению из Иудеи Бар-зафрад Рштуни. Доблестный полководец царя Тиграна заселил ими опустевшие после войн армянские города и пополнил население своей страны деловым и умным народом. А теперь Меружан Арцруни опустошил те же самые города и угонял их в Персию. Среди армянских пленных было немало епископов, ученых монахов, иереев и иных служителей церкви — числом до нескольких сот. Всех их заковали в цепи и держали отдельно от остальных пленников.
Князь-отец снова прислал за сыном, но тот все никак не мог оторвать взгляда от страшного зрелища, дела рук его отца и дяди. Нужно было поистине невероятное самообладание, чтобы сохранить хладнокровие после такого зрелища. У Самвела его не было. По дороге к отцу он видел дымящиеся руины армянских сел. А ныне он видел их несчастных обитателей. Их угоняют далеко, очень далеко, в глубь чужой, персидской земли. И кто?! Его отец и его дядя...
За Самвелом пришли снова. На этот раз он пошел. С ним отправились к князю также Арбак и юный Артавазд. Самвел изо всех сил старался казаться веселым и спокойным, но притворяться он не умел. Отца он застал одного. Князь писал письмо; скорее всего, это был ответ на письмо жены. Увидев сына, он отложил пергамент.
— Ну, как ты себя чувствуешь? Вечером ты был как в лихорадке...
— Вчера я чересчур устал, — ответил Самвел и приложился к руке отца.
Его примеру последовал юный Артавазд. Арбак поздоровался и сел поодаль.
Завтрак был уже подан. Князь пригласил их начать трапезу, сам же сел дописывать письмо.
Вдали показался всадник на белом коне, неторопливо и величаво проезжавший по персидскому стану. Его сопровождала пышная свита на великолепных скакунах. Самвел увидел его и не смог сдержать презрительного смешка. В нем было столько горечи и желчи, что это привлекло внимание отца. Тот отложил письмо и с любопытством взглянул на сына.
— Меружан чересчур спешит, — заметил Самвел. — Он ведь еще не царь Армянский... а замашки уже царские.
— Ты о чем? — спросил отец с некоторым беспокойством.
— О том! Восседает на белом коне... гриву и хвост коню выкрасил в розовый цвет... А ведь это привилегия Аршакидов!
Отец слушал с возрастающим изумлением. Тем временем сын вгляделся пристальнее и продолжал:
— И красные шаровары напялил!., и красные сапожки! И тоже со значением.
Отец не знал, как понимать слова Самвела. Что это? Насмешка? Или сын и в самом деле считает, что тщеславие Меружана пока преждевременно?
— Почему это так удивляет тебя, Самвел? — сказал он возможно убедительнее. — Меружана вполне можно уже считать армянским царем. Стоит пригнать в Тизбон эти толпы пленных — и царь Шапух с радостью отдаст ему корону Армении.
— Это меня вовсе не удивляет, дорогой отец, — ответил Самвел с прорвавшейся в голосе презрительной насмешкой, — Я уверен, что за такие великие заслуги царь Шапух не может не дать ему корону Аршакидов...
— Дать-то даст, — вмешался Арбак, слушавший разговор с сильнейшим негодованием. — Дать-то даст... Да ведь ее еще и удержать надо, а это не так-то просто!
Князь кинул на прямодушного старика косой взгляд.
— Но почему, Арбак?
— Потому, что не сегодня-завтра вернется Пап, законный наследник Аршакидов, соберет вокруг себя разбежавшихся нахараров, да и сядет на отцовский престол! Много чего довелось повидать этим сединам, — он поднес руку к волосам, — и это я тоже ясно вижу, князь и господин мой. Вот посмотрите — придет Пап и займет трон своего отца.
Князь презрительно расхохотался.