Самвэл

— Вставай, нашел время спать! — говорил тот с обычными своими шуточками. — Вчера мм приехали уже в сумерках и ничего толком не разглядели, а теперь взошло солнце и такие на каждом шагу поразительные картины — смотришь и страшно становится.

Он уже успел, еще до восхода солнца, не раз выглянуть из шатра и осмотреться вокруг.

Самвел открыл глаза, но ничего не увидел: все занавеси были опущены, и в шатре было совсем темно. Артавазд вскочил и отодвинул занавес. Первые лучи солнца сразу же залили шатер мягким приятным теплом.

Вскоре вошел верный Юсик и начал убирать постели. Даже этот веселый и беззаботный юноша утратил свою обычную живость под тягостным впечатлением всего, что пришлось увидеть и пережить. Прежде по утрам он представал перед своим господином всегда с какой-нибудь забавной новостью или веселой шуткой наготове и разгонял задумчивость молодого князя. В это утро он вошел с печальным лицом, покосился на Самвела, чтобы выяснить, в каком настроении сегодня его любимый хозяин, и молча принялся за работу. «Опять в лице ни кровинки. .. и сердце не на месте», — подумал верный слуга и опечалился еще больше. Кончив дело, он все так же молча ушел.

Вошел Арбак, пожелал доброго утра и сел поодаль. Видно было, что на душе у него тяжелее, чем когда-либо.

Самвел к этому времени кончил умываться и одеваться. Арбак сказал, что князь-отец уже несколько раз присылал справиться, не проснулся ли сын.

— Зачем я понадобился в такую рань? — поинтересовался Самвел.

— Завтракать зовет, — сказал старик. — Они люди военные, рано встают и едят тоже рано. Нам надо приноравливаться к их привычкам.

— Лучше бы сюда принесли чего-нибудь поесть.

— Нет, ты должен сам пойти к отцу, — посоветовал старик.

— Арбак верно говорит: приличие требует, чтобы мы сами пошли туда, — с улыбкой подтвердил Артавазд.

Самвел ничего не ответил. В это утро он был весь во власти мучительного, иссушающего душу волнения. Он молча перевел взгляд на раскинувшийся перед ним персидский стан.

Солнце поднималось все выше, и чем светлее становилось, тем ярче вырисовывались в свете дня зловещие картины зловещего стана. Взор Самвела задержался на голубом шатре Меружана. Прямо перед ним возвышалось несколько бугристых холмов, похожих скорее на пирамиды. Они были сложены не из камня, не из кирпича или комьев земли, а из чего-то неопределенного и непонятного. Как ни приглядывался Самвел, он долго не мог понять, что это такое. Но тут золотые солнечные лучи заиграли на темно-красной жидкости, покрывавшей таинственные нагромождения. Это была кровь! Запекшаяся, почерневшая человеческая кровь... Дрожь ужаса сотрясла все тело Самвела, когда он вгляделся пристальнее: эти груды были сложены из человеческих голов. Их чудовищное обилие вызывало содрогание.

— Чьи это головы? — воскликнул юноша, пряча лицо в ладони.

— Чьи? — переспросил Арбак. — Армянских крестьян, армянских пастухов, армянских землепашцев. Меружан платил персам по золотому за каждую голову. Те хватали несчастных прямо в поле и отрубали головы. Это самые дорогие дары, которые повезет Меружан персидскому царю со своей родины... Да еще будет уверять, что это головы армянских нахараров.

В самом деле, несколько воинов складывали эти плоды злодейства в большие мешки, чтобы отправить на верблюдах в Тизбон.

Выслушав объяснения старика, Самвел пришел в полное замешательстве. Он знал о жестокости своего отца. Знал и о необузданной свирепости Меружана. Но он и помыслить не мог, что человеческое немилосердие может дойти до такого дикого варварства. И это варварство — дело рук его родного дяди! И его отец — сообщник в этом деле...

— Так вот оно, то неожиданное угощение, которым отец потчует нас с самого утра... — сказал он с горечью, и глаза его зажглись негодованием.

Страшное зрелище потрясло и Артавазда. Из ясных юношеских глаз градом хлынули слезы.

— Зачем же их тут выставили, эти головы? — еле выговорил он дрожащим голосом.

— Напоказ, — ответил Арбак. — Меружан любит наводить ужас, вот он и выставил их перед глазами пленных, чтобы те поняли: не подчинятся его приказу — их головы добавят к этим грудам.

— Какому приказу? — в голосе юноши зазвенела ярость.

— Он велит пленным отречься от христианства и перейти в персидскую веру.

— Злодей! — гневно воскликнул Артавазд.