Читаем Самый темный час (СИ) полностью

И это тоже не может не нравиться.

Правда вот, поняв, что этот ненормальный делает с вещами…смех был отчего-то немного больным. Забавности на гранях нетерпения.

Оказывается, что это может быть даже больно. Ждать. Несмотря на то, что ты получаешь наслаждение, что ты ловишь чужой взгляд, жест. Это не просто желание большего.

Это даже хуже, чем жажда.

Это факт.

Человек дышит и не задумывается об этом. Но однажды, наступит момент, когда ты всенепременно удивишься этому факту, попробуешь задержать дыхание, станешь отсчитывать секунды.

А потом ты поймешь, что ничего не выйдет. Ты – человек. Ты не можешь не дышать. Это исключено, иначе – смерть.

Вот как можно было бы охарактеризовать все, что происходит сейчас.

Взгляд же даже внимательнее не становится, но вот по чужому телу скользит не менее жадно, чем губы по коже.

Откуда это?

Резко. Почти внезапно. Эгоизм?

Он всегда был его. И для него. Это нормально, что он так смотрит. Ну подумать только, столько времени был его, а в таком вот виде не предстал.

О, дьявол, что за мысли?

Видимо, просто лихорадит от желания. Или от осознания реальности. Нет, не совсем той, в которой он живет. Реальность показалась только сейчас.

Рычание было протестом к потоку мыслей. И почти требованием к тому, чтобы демон не вздумал прерваться от своего занятия. Кожа практически горела, но после вспышки приятной боли возникало желание эту вспышку повторить.

И на этот раз ощущения гораздо ярче. И не потому, что они в обстановке другой.

И одновременно именно поэтому.

Другая обстановка внутри. И понимание. А еще необходимость.

Может это только потому, что он понимает и еще кое-что? Что возможно…

Невозможно.

Нет ничего невозможного, но это исключение. Пусть это будет исключением.

Он практически никогда не просил настолько искренне, лишь единожды, но…пожалуйста.

И, несмотря на мысли, реакция все та же. Дыхание, дрожь, руки уже давно метнулись к Себастьяну, словно пытаясь того то ли поддержать, то ли поймать.

Мысль о том, что теперь он наверняка может обнять его сам отчего-то вызвала почти пьяный смех.

Не горький, а пьяный. Просто никогда о том не думал в этом ключе.

Чокнулся, кажется. О, точно, он просто сошел с ума!

Выдох вырвался быстрее звука, а потому стон прозвучал словно эхо, заглушая внутренний поток, что отчего-то слишком связный, хотя должно быть наоборот.

Вкусный?

Ну, он не пробовал. Но всегда может. И не себя.

Смешок прозвучал даже почти самоуверенно. Если бы еще не волны мурашек, то он бы и сам поверил.

- Даже не вздумай оставить на потом. Доедай.

А вот это все же смешливо прозвучало.

В отличие от последовавшего за этим очередного более громкого выдоха и легкого толчка вперед, то ли следом за губами чужими, то ли просто от неожиданности.

А вообще…он не хочет спешить, но время о том не спрашивает.

Почему бы хоть раз не послать время? Нельзя? Можно?

О чем он думал?

О, ну то просто всплыло уже тогда, когда граф чуть сполз вниз, используя чужие плечи при этом.

- У меня здесь срочное дело, Себастьян.

Тон был почти светским, а то, что голос слегка сел, так это сквозняки. Точно! Пол ведь холодный, вот и сквозняки. Все логично.

Срочное дело это всего лишь слова, он уже к действиям перешел, а если точнее – к чужой груди, касаясь той без осторожности, но все одно будто бы ласково.

Свое же. Он свое бережет. Вот только порой даже это не помогает и…

Кажется, осторожность тоже идет сегодня прогулочным шагом за дверь.

Укусы были, скорее всего, ощутимыми. Но вряд ли что болезненными. Он ведь аккуратно.

Себастьян

Не выходит тут без смеха. Ни у кого не выходит. Может, оно и правильно? Без юмора – вся та масса абсурда, что творится в этой жизни попусту задавила бы.

Разумеется, он доест. Только все так же неторопливо и с наслаждением.

Именно сейчас – да.

Что обычно толкает двоих на близость? Страсть.

Но это не она. Страсть – лишь вспышка желания. Яркая, острая, заставляющая удовлетворить свою потребность, но угасающая слишком быстро.

Это ему знакомо. Он бывал поглощен страстью прежде и то, что происходит сейчас, имеет к ней весьма отдаленное отношение.

В нем сейчас нет и капли этого неистовства желания.

Странно ли это?

Странно ли то, что он испытывает куда более глубокое и ровное ощущение необходимости в близости? Мягкое, но настойчивое и непреодолимое.

Странен этот вопрос. Странен и неуместен. Для него самого ответ очевиден.

Он долго пребывал в своих и чужих рамках. Менял маски, поддерживая чьи-то игры и начинания. Но последняя маска была вполне настоящей, даже не метафоричной и совсем недавно слетела на пол за ненадобностью.

Самое время дать свободу инстинкту, сорваться, похоронить ограничения и получить желаемое, казалось бы, не так ли?

Казалось бы, но нет.

Внутренний демон – не позволяет. Тот самый демон-дворецкий, что столь долго хранил и оберегал единственного человека.

Привязавшийся к человеку демон.

Демон, который не может сам и не позволит кому-то причинить боль этому существу.

Неправильный демон.

Привыкший к дистанции демон.

Демон, который не пытался сократить дистанцию, нарушив чужой комфорт.

Не любящий холод, но поддерживающий чужую прохладную игру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Бессильная
Бессильная

Она — то, на что он всю жизнь охотился. Он — то, кем она всю жизнь притворялась. Только экстраординарным место в королевстве Илья — исключительным, наделенным силой, Элитным. Способности, которыми Элитные обладают уже несколько десятилетий, были милостиво дарованы им Чумой, но не всем посчастливилось пережить болезнь и получить награду. Те, кто родились Обыкновенными, именно таковыми и являются — обыкновенными. И когда король постановил изгнать всех Обыкновенных, чтобы сохранить свое Элитное общество, отсутствие способностей внезапно стало преступлением, сделав Пэйдин Грей преступницей по воле судьбы и вором по необходимости. Выжить в трущобах как Обыкновенная — задача не из простых, и Пэйдин знает это лучше многих. С детства приученная отцом к чрезмерной наблюдательности, она выдает себя за Экстрасенса в переполненном людьми городе, изо всех сил смешиваясь с Элитными, чтобы остаться в живых и не попасть в беду. Легче сказать, чем сделать. Когда Пэйдин, ничего не подозревая, спасает одного из принцев Ильи, она оказывается втянутой в Испытания Чистки. Жестокое состязание проводится для того, чтобы продемонстрировать силы Элитных — именно того, чего не хватает Пэйдин. Если сами Испытания и противники внутри них не убьют ее, то принц, с чувствами к которому она борется, непременно это сделает, если узнает, кто она такая — совершенно Обыкновенная.

Лорен Робертс

Фантастика / Современные любовные романы / Прочее / Фэнтези / Любовно-фантастические романы / Зарубежная фантастика / Зарубежные любовные романы / Современная зарубежная литература
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Музыка / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары