Самый темный час (СИ)

Глупый демон.

Он по-прежнему видит перед собой ребенка. Впрочем, это, кажется, никогда и не изменится. Где-то там, в глубине души остается немного снисходительно-опекающий дворецкий, прикидывающий – не пришло ли время его графу отдохнуть.

Смешно.

И он, в общем-то, уже сорвался. Просто преодолев чужую границу личного пространства. Вот так вот мягко и осторожно, почти с опаской, привычно рассчитывая собственные возможности и чужие потребности. И ему нравится. Нравится чужая реакция от жестов и до последнего едва уловимого выдоха. Нравится отсутствие границы между существами.

Собственное имя с чужих губ отвлекает от легкой прострации в мыслях, но не от действия в целом. Останавливаться он не станет. Нет причин. Есть потребность и..

Срочное дело?..

Потребность и срочное дело у графа.

Смешливость не проявилась. Как и поспешность.

Зато свободная рука сместилась под затылок мальчика, не то придерживая, не то притягивая ближе. Да. Инстинкт дворецкого не дремлет. И хватит о том. Тут вот – кусаться изволили-с.

- Так и знал, что на слово Вы мне не поверите и соберетесь проверять, граф, – очень серьезный и глубокомысленный кивок, – Да. Я тоже вкусный. Хотя-аа.. смотря с каким соусом употреблять.

О, да его так без соуса съедят..

Впрочем, он почему-то не против такой вот страшной и нелепой кончины.

Интересно только, что же в таком случае в эпитафии начертают?

Пал жертвой гастрономической издержки? Хм..

И снова смех, ну надо же, а.

А Вы развлекайтесь, граф, развлекайтесь. Он же не садист и не сволочь. Все понимает. Вам вкусно.

Сиэль

Почему-то чужие слова куда-то пролетели. Нет, по сначала он, кажется, понял даже смысл сказанного, даже успел усмехнуться, неопределенно покачав головой.

И что-то сказать тоже, наверное. Он не уверен, на самом-то деле.

Просто потому что, оказывается, ему нравится.

О, нет, не в том смысле, что он только сейчас понял, а до этого так, просто тут присутствовал и процесс контролировал, нет.

Ему нравится…впрочем, нет в этом ничего, о чем бы мальчик еще не успел подумать.

Кожа. И запах. Ему ведь не чудится, верно?

Тепло.

И почти болезненное желание удержать это все как можно дольше.

Взять как можно больше.

Отдать.

На самом деле это, наверное, могло бы и испугать. Именно сейчас, потому как именно сейчас он понимает себя гораздо лучше.

Может быть он не понимает Себастьяна, но…. Это ведь Себастьян. Он просто чувствует.

Насколько в том правды – важно, но говорить о том вслух – странно.

Либо да, либо нет.

Никогда не думать о себе и не представлять в подобной ситуации просто потому как ты не был намерен жить дольше, чем требуется, пожалуй, такие мысли в детстве могут оставить свой след. Или намешать такую кашу, что тут никто уже помочь не сможет.

А ему повезло. Он даже не вспомнил о том. До этого момента.

Это не страшно. Это естественно. Это естественно даже учитывая все – вплоть от существа и его средств существования, как и жизни.

И внутри, кажется, довольное нечто совсем тихо рыча – скребется когтями о грудь, просится на свободу. Для чего – не ясно. Отпустить – страшно, потому что в этом случае он не сможет контролировать мысли, слова, жесты.

Он не хочет и контролировать, он просто хочет помнить. Каждую деталь.

Можно не запомнить слов, но те все равно всплывут, потому что интонация угадывается и расценивается верно.

Можно не запомнить собственных действий, но наверняка запомнить чужое тело – язык такое вслух почти не поворачивается сказать – чужое – даже в голове пауза раздраженная появляется каждый раз – запомнить на вкус, запомнить по ощущениям.

Именно поэтому он не может вот так запросто взять и…да просто – не может.

Это ведь и не мешает.

И где-то есть понимание, что оно немного неверно может выглядеть со стороны или со слов, но оно – на самом деле настолько верно, что даже страшно.

Страшно, что такое возможно.

Страшно хочется, чтобы это оставалось возможным.

Ему просто…

- Себастьян.

Нет, в голосе то не отразилось, но, кажется, остальное – вполне.

А то, что руки стали на порядок требовательнее, вжимаясь в кожу, нет, не так – впиваясь в нее, словно еще вот-вот и насквозь, прямо туда – внутрь, будто так можно еще ближе, так, словно остального – недостаточно.

Дыхание – еще громче, но лишь потому что он ловит каждый новый запах, скользя языком по груди, попутно собирая с той воздух.

Ему все равно не хватит на потом. Ему, стоит только перестать, чтобы перевести дыхание, уже вновь хочется это повторить.

Рычание все же перешло в стон. Да, снова невысказанные слова, но это тоже верно.

Слова никому здесь не нужны. Они были. Он помнит и их тоже.

Но сейчас им тут не место.

Пальцы скользят по шее, оглаживая позвонки, выше – зарываясь в волосы, не сжимая – просто прижимая ладони к макушке.

Податься вперед – прижимаясь ближе и самому.

Поймать плечо зубами, на этот раз оставляя след и отстраненно удивляясь тому, что хочется попробовать больнее. Нет, не со злости. Может от интереса, может, чтобы заглушить себя и все вокруг.

Себастьян