Сандалики

Лёля оглянулась на щегольски одетого Алекса, пробиравшегося сквозь кусты. Несмотря на ультрамодный наряд на его ногах красовались высокие резиновые сапоги цвета хаки. Ира шла самой последней, ибо её обувь меньше всего подходила для прогулок по кладбищу. Ботинки на тонких каблуках пронзали размокшую землю, заставляя обладательницу неудобной обуви задирать носы и терять равновесие на каждом шагу.

На счастье любителей оригинального променада дождь закончился ещё ночью, иначе на старый погост они бы не пробрались. Под ногами скользила подгнивающая листва, на большинстве холмов трава больше чем на треть осталась зелёной. Неубедительная кубанская зима напоминала затяжную осень – унылую и дождливую. Хотя утром выглянуло солнце, пока ещё бледное и холодное, словно больничная обеззараживающая лампа.

Чёрные разбухшие деревья мрачно покачивали скрипучими ветвями, осыпая плечи нежданных гостей влажным хворостом и грязными каплями. Больше половины деревьев тоже являли собой кладбище и находились в разной стадии умирания.  Их убийцы находились здесь же и радостно зеленели на останках старых яблонь и тополей. На черные голые стволы пухлыми шарами нанизалась омела, жирела и выглядела слишком уж живой в этом мёртвом царстве.

Лёля пробиралась на погост поначалу осторожно с опаской, разглядывая первые могилы внимательно и долго, но самые интересные экземпляры ждали её там, куда ленились заходить случайные посетители. С трудом верилось, что меньше чем в сотни метрах от входа шумит город, притиснувший трамвайные пути впритык к этому клочку земли, забытому и заброшенному.

После завтрака Лёля, не дав себе время на раздумья, позвонила Ире и пригласила составить компанию в необычной экскурсии. Подруга согласилась не сразу. Прожив всю жизнь в Краснодаре умудрилась избежать экзотической прогулки по старому кладбищу, никогда не отличалась тягой к запретным приключениям и инфернальности. Любые проявления смерти её пугали и навевали тоску. Лёля убедила Иру познакомиться с атмосферным местом, а Ира в свою очередь уговорила Алекса сопровождать её в этой прогулке.

Подруги никак не ожидали, что ухоженный Алекс, ценитель балета и художественных выставок согласится бродить по заброшенному кладбищу. И теперь они втроём пробирались по заросшим дорожкам, огибая полуразрушенные надгробия со стёртыми датами.

Лёля чуть отстала и свернула к огороженному участку. Кованный ржавый забор густо зарос глицинией, может благодаря её плетям он  и стоял вертикально. В центре участка, зажатый между старых почерневших берёз, возвышался крест с перекошенной табличкой. Лёля вздрогнула. Такая смерть выглядела настолько неприглядной, словно нивелировала ценность жизни. Кто бы ни был здесь похоронен – о нём совершенно забыли.

Наведя камеру телефона на покосившийся крест, Лёля сделала несколько снимком и тут же отправила их Патрику. Большую часть времени она бродила в одиночестве, прислушиваясь к переговорам Иры и Алекса где-то вдалеке. Выискивала могилы, от которых била дрожь и хотелось бежать без оглядки. За каждым деревом и надгробием мерещились потусторонние шорохи, вздохи и естественно тяжелый взгляд, прожигающий затылок.

Под ногами валялись обломки плит и даже каменные кресты целиком. Лёля подозревала, что уже не раз прошла по могилам, потерявшим очертания и опознавательные знаки. Потрескавшиеся постаменты, разбитые вандалами или разрушенные временем, попадались без какой-либо системы, сваленные кучами, некоторые участки выглядели ещё страшнее – удивительно ухоженные на фоне общей разрухи, пестрели неестественно яркими искусственными цветами.

– Я не боюсь, – намеренно громко и бодро произнесла Лёля, – чего мёртвых бояться?

В противоречии собственных слов вздрогнула, увидев застывшую на металлическом кресте ворону. Её тоже сфотографировала.

Лёля устала оглядываться и содрогаться от любого звука, с первого шага на территорию погоста пульс не затихал, шумел в ушах, адреналин обострил ощущения до предела, тело готовилось сорваться по первому же сигналу, лишь бы подальше отсюда и поближе к живым людям.

Обойдя расползающуюся усыпальницу, Лёля приостановилась и перестала дышать застигнутая врасплох неожиданными зрелищем. В нескольких метрах от неё стояли Ирина и Алекс и целовались. Лёля не сразу сообразила, что её больше удивило: неуместность этого действия в окружении могил или сам факт, что Иру целовал Алекс. Тот самый Алекс, что потратил всю зарплату на носки с логотипом и царственно принимал дорогие подарки от клиенток. Утончённый, высокомерный, спесивый.

Лёля нырнула обратно за усыпальницу, застыла прислушиваясь к звукам поцелуя. Они так долго работали вместе, что эта симпатия оказалась внезапной, как инфаркт. Если Ирину ещё можно было заподозрить в чувствах, то Алекс просто огорошил. Тут же в память постучались незначительные эпизоды с работы. Зависть Иры к успешным женщинам, её необоснованные перепады настроения, рассеянная задумчивость. Зависти как раз и не было, была ревность, которую Лёля не распознала, зацикленная на собственной несчастной любви.