Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)

Снаружи дышалось куда как легче. Заточенная сначала в камере Дворца Правосудия, затем – запертая в Соборе Парижской Богоматери, девушка только сейчас осознала, насколько это прекрасно – вот так вот просто коснуться босой ножкой свежей травы. Это обстоятельство так изумило ее, что еще некоторое время черноокая красавица с удивлением разглядывала собственную смуглую ступню и прислушивалась к своим ощущениям. Постепенно и другие впечатления начали привлекать ее внимание: вот пробились сквозь туманную завесу отчаяния голоса лесных птах, щебетавших неподалеку; вот запутавшийся в темных волосах ветерок заставил недовольно поморщиться и заткнуть за ухо выбившуюся прядь; вот тихий плеск Сены нашептал приблизиться и коснуться прохладных волн…

Цыганка чувствовала себя так, словно, простудившись в начале весны, проболела много месяцев, и сейчас, впервые поднявшись с постели, пыталась осознать, что лето уже перевалило за половину. Неуверенно и с какой-то недоуменной печалью в глазах провела она пальчиками по речной глади. Значит, все это время, что она страдала взаперти, весь мир продолжал жить, катиться вперед в привычном ритме!.. Никому не было дела до ее существования: умри она, и ничего не изменится – Сена все так же будет нести к Ла-Маншу свои воды, соловьи не перестанут заливаться в предрассветных сумерках, зима в свой черед сменит осень… Все вокруг живет так, словно смерти не существует. А она, между тем, всегда рядом: ступает неслышно след в след, чтобы сжать в своих ледяных объятиях в тот миг, когда ты меньше всего ее ждешь. Только на ее, Эсмеральды, кончину никто и внимания не обратит: Феб разлюбил ее; друзья-бродяги, похоже, слишком заняты своими делами; она не нужна даже собственному мужу, которого, как ни крути, спасла от виселицы! Кажется, весь мир позабыл о ней… Весь мир, кроме проклятого священника!.. Девушка в гневе ударила ладошкой о рябую гладь воду, прожигая ненавидящим взглядом ни в чем не повинные разбегавшиеся по поверхности круги. О, ну почему до нее есть дело единственному человеку, кого бы она предпочла вовсе никогда не знать?!

Бежать от него?.. Вернуться в Париж, найти капитана стрелков, поведать ему о страшной угрозе – о, уж ее Солнце непременно найдет управу на этого гнусного монаха!.. И – как знать? – быть может, предупредив об опасности, она снова заслужит его расположение?..

Глупости! В одном мерзкий поп оказался прав: ее поймают и вздернут прежде, чем Эсмеральда найдет своего рыцаря, который защитил бы ее. А тогда – тогда ей придется умирать с мыслью о том, что по ее вине погибнет и Феб… Нет, нельзя этого допустить! Нельзя позволить грязному священнику взять верх над ними обоими. Если смириться с тем, что повесят ее саму, еще как-то можно… Прелестница вдруг вздрогнула и зябко поежилась. Мрачной тенью пронеслось в голове обрывочное видение ее путешествия на Гревскую площадь в одной рубашке и с петлей на шее. Интересно, а если бы Квазимодо не спас ее тогда?.. Она бы вот уже несколько дюжин дней как лежала в Монфоконе, среди кучи других смердящих, разлагающихся тел. Не было бы этой травы по ногами, этого неба над головой… А что, если по ту сторону совсем ничего?.. Небытие, полное и окончательное. Пустота настолько пустая, что даже осознать весь этот ужас уже некому…

Стало нестерпимо жутко; плясунья резко поднялась и со страхом огляделась – никого. Невыносимо захотелось жить. Хоть она и за пределами Парижа, все же по реке часто курсируют самые разные судна – не стоит вот так вот беспечно здесь рассиживаться. Обнаружив за домом неопрятный нужник, красавица не без отвращения зашла туда, после чего сочла за благо вернуться в дом. К несчастью, воспоминания этого ужасного утра тут же вернулись, каменной плитой придавив кровоточащее сердце. Девушка медленно подошла к низкому ложу и, помедлив, опустилась в постель, с головой укутавшись одеялом. Легкий озноб то и дело пробегал по телу; тошнота тоже никак не отступала. В конце концов уставший разум погрузился в спасительное забытье, дав отдых и ослабевшему телу, и почти сломленному духу.

========== /////// ==========

Непонятная обида на грани ярости постепенно уступала место тоске. Ступая быстро и тяжело, Клод стремительно приближался к Парижу. Отрешенный взгляд устремлен под ноги. Он снова был погружен в собственные мысли, снова искал ответ на казавшуюся неразрешимой задачу. Архидьякон не мог понять, что помешало ему на этот раз: не было Квазимодо с тесаком, не было проклятого капитана на коне… Не было никаких иллюзий касательно отношения к нему этой ведьмы! И все-таки единственная ее фраза свела на нет все желание!.. Похоть по-прежнему терзала, но удовлетворять ее любой ценой уже не хотелось. Проклятье!..