Сборник работ. Девяностые

Более полувека спустя после смерти русского поэта, редакции удалось выяснить подробности последних месяцев жизни Осипа Мандельштама, а главное — обстоятельства его кончины. Специальный корреспондент «Известий» Эд. Поляновский ознакомился со следственными делами (1934 и 1938 годов), упрятанными в архивах КГБ под грифом «секретно», повстречался с солагерниками поэта.

Редакция благодарит всех, кто оказал посильную помощь в сборе свидетельств. Вадима Викторовича Бакатина, недавнего руководителя КГБ страны, Анатолия Афанасьевича Краюшкина — начальника отдела регистрации архивных фондов Министерства безопасности Российской Федерации; заместителя начальника отдела Владимира Константиновича Виноградова; сотрудника Центрального архива Министерства безопасности Олега Владимировича Житоренко. Кроме следственных дел 1934 и 1938 годов, существует еще и «Личное дело на арестованного Бутырской тюрьмы ГУГБ НКВД Мандельштама О. Э. Возглавлявший недавно пресс-центр МВД России Андрей Григорьевич Черненко, сотрудник этой же службы Александр Леонидович Ростовцев помогли редакции снять копию с этого, в просторечии, тюремного дела. Редакция выражает благодарность директору Государственного литературного музея Наталье Владимировне Шахаловой, заведующей рукописным отделом музея Александре Андреевне Ширяевой, старшему научному сотруднику Марине Вадимовне Соколовой; старшему научному сотруднику Института мировой литературы им. Горького Академии наук, доктору филологических наук Зиновию Самойловичу Паперному; научным сотрудникам Дома-музея Волошина в Коктебеле Татьяне Михайловне Свидовой, Ларисе Юрьевне Изергиной, Марии Владимировне Купченко, корреспонденту телевизионного творческого объединения «Пятое колесо» Надежде Савельевне Виноградовой; журналистке Светлане Валентиновне Чекаловой: родным и близким тех, кто был дорог поэту,— Льву Николаевичу Гумилеву, Константину Михайловичу Эфрону, Арсению Арсеньевичу Смольевскому. Благодарность и низкий поклон солагерникам Мандельштама — Дмитрию Михайловичу Маторину и Юрию Илларионовичу Моисеенко, соседу поэта по нарам.

I.

В сущности он был обыкновенным нищим. От других уличных нищих отличался лишь тем, что подаяние принимал с гордыней, даже с величием. Странность, трагическое несоответствие, как живые слезы юродивого.

Он был нищее, чем нищий, потому что был бездомным.

Бездомнее, чем бездомный, потому что был гонимым.

«Говорили, что в обличье

У поэта нечто птичье,

И египетское есть;

Было нищее величье

И задерганная честь.

...

Гнутым словом забавлялся,

Птичьим клювом улыбался,

Встречных с лету брал в зажим,

Одиночества боялся

И стихи читал чужим»[2]

Послушайте строки, литературоведы именуют их этюдом, а по мне — роман в стихах. Вот он, весь: