– В этом и счастье – видеть то, что хочешь, – задумавшись, произнес Матвей, но быстро опомнился и вернулся к разговору. – Жанна приняла на себя весь кровавый счет, приняла и удар Жнеца. А Луке уже ничего не угрожало.
– Только вы с Антоном, – добавил Женя.
Матвей улыбнулся и смотрел на родной и любимый город. Воронец вспоминал озеро, ледяное и бездонное. Шипение до сих пор стояло в ушах. Наконец он поднял взгляд на Матвея.
– Я же могу покинуть Чертов Круг, а потом вернуться? – спросил Воронец.
– Конечно, – кивнул Матвей. – Можешь и не возвращаться. Через месяц на тебя по-любому спустят собак.
– Подбодрил, – довольно кинул Воронец, отряхнулся и, как пожарный, соскользнул по лестнице на землю.
Как курьер, ехавший в час пик, способный довезти лишь мятую коробку, так и здешний душный воздух не мог донести от разговоров ничего, кроме рваных фраз. Да тут и не нужны были разговоры. Все затмевала пелена. Оглушительный смрадный ад, который не переорать.
«Как они сами не оглохли?!» – ужасался Воронец и жадно вбирал каждую частичку кипящего вокруг безумия.
Кто-то сломал каблук и ногу. Где-то бьется стекло, капают алкоголь и кровь. Где-то под баром шипит неисправная рация. Сложные джунгли сплелись, и по гирляндам можно ползать обезьянкой, рыжим ревуном. Воронец прислонился к стойке, внимая этому дымному вопящему призраку, как внимал Луке. Веки прикрылись сами собой. Воронец хотел, чтобы он со стороны был похож на Кормильца.
В таких местах сложно остаться одному. Большелобый мужчина с глазками-изюминками обратился к Воронцу. Гипноз окутал разум, и трезветь пока рано. Воронец показал жестом, что он глухой и ничего не слышит. Изюмные глазки лукаво засветились. Незнакомец походил на огромную белугу. Воронцу захотелось тыкнуть огромный лоб. Говорят, это не череп, а скорее, нетугой резиновый мяч, вогнется под пальцем. Даже сильно давить не надо. Это правда, что белуги и дельфины сходят с ума от шума в водных цирках? Если бы оглохли, сохранили бы разум? Погрузились бы в вечно черный бесконечный океан. Да бред. Как это сохранит рассудок? Нет, это лишь позволит быстрее сдаться бездне.
Белуга прищурился с видом эдакого воробья стреляного, знатного дельца. Все-то эти глазенки изюмные знают наверняка или искрятся из последних сил, чтобы так о них думали. Эдакий делец-воробей потер под носом, будто у него насморк, и кивнул в сторону двери.
Когда они зашли в туалет, Воронец понял, что в баре еще было чем дышать. Загадочный делец суетливо проверил кабинки. Воронец не знал, зачем белуга повернулся спиной, но знал, что это будет стоить кому-то жизни. В сердце забилось что-то безумное и горячее. Если Воронец и впустил в кровь хоть искру из Чертова Круга, то здешний воздух лучше всего ее распалил. Он глядел на спину незнакомца, и жажда подсказывала громко и четко. Внезапность все еще могла сработать на стороне Воронца. Мужик настолько не видит угрозы, что даже повернулся спиной. Но все-таки взглянул в зеркало. Выбора не осталось: бить надо первым. Не удалось, делец увернулся, схватил Воронца за волосы, ударил головой о зеркало несколько раз. Женя упал на пол, выставив руки вперед, но тут же удар ногой в бок окончательно свалил его.
Пока Воронца били, он увидел, как в одной из кабинок на пол опустились нелепые ботинки.
– Смеешься, тварь?! – хрипло рыгнул мужик.
Блеснул нож, тяжелое колено обрушилось на спину, лезвие впилось в бок Воронца три раза. Четвертый удар мог стать последним, судя по замаху, ублюдок метил в сердце. Мало кто знает, но если бить в спину, шансов всегда больше. А ублюдок знать-то знал, но не успел: клоунские ботинки до удивительного бесшумно подкрались. Крышка от бачка разлетелась о его голову, и неуклюжее тело рухнуло на пол, трясясь, как под током. Воронец перевернулся на спину и принял руку, протянутую Клоуном из Чертова Круга. Боль медленно накатывала, но что-то глушило ее. Воронец сквозь мутный, будто бы пьяный взгляд глядел на тело на полу. Настолько жалкое, что уже становилось интересно.
Кто-то хотел войти, но Клоун наскочил на дверь с такой силой, что по ту сторону кто-то сломал нос. До слуха доносился ор из бара. Слова без смысла отмерли, и осталась музыка, сильная и надрывная, которая будет долго играть в ушах Воронца. Руки сами потянулись к холодному ножу, который покоился в руках ублюдка в отключке. Воронец сжал рукоятку крепче. Разум таял, как забытое мороженое. На мужике чернела футболка цвета озера. Руку жгло от голода, сталь жаждала крови, она сама вонзилась в сердце, снова и снова. Воронец был лишь проводником. Ярость неслась таким бурным потоком, что даже не распробовать, какая на вкус. Обжигающе горячая, и после нее языку больно прикасаться к чему угодно. Источник такой мощи не может биться долго. Припадок одержимости стихал. Рука все еще сжимала нож. Воронец поднес лезвие ко рту, лизнул.
Бросив все, Женя кинулся к унитазу, его стошнило. Клоун подбежал и придержал волосы. Как только Воронец смог стоять на ногах, они вышли в коридор, где собралась целая очередь, но это уже была не их проблема.