Сброд

Воронец нравился не только Чертову Кругу. Каштановые кудри ниже плеч, смуглая кожа, живой взгляд делали его настоящим красавцем. Длинный, немного крючковатый нос выделялся, если бы вся внешность не была такой приятно-причудливой. Даже крупные зубы, выдающиеся вперед, придававшие лицу что-то лошадиное, не портили. Как не портила и цыгански-пестрая одежда. Воронец умел ее носить, умел быть нарочито мельтешащим и броским. Его стиль влюблял за пару секунд до того, как начнет бесить. И когда глаза уже резал попугайски-красный, все вместе смотрелось до того нелепо, что уже очаровательно. Голодный до этого цветового ублюдства в одежде, Воронец жадно и гордо носил туфли с острыми носами, кожаные сапоги, которым шла потертость и заношенность, широкие шаровары, дешевую токсичную синтетику, галстуки вместо пояса.

Чудная пора, когда все идет вверх, окрыляла. Воронец ел с Кормильцем за одним столом, учился выступать у Матвея, нарушал правила с Клоуном и получал выговор от Ярослава. Все это продолжалось достаточно долго, чтобы настали перемены.

– А где все? – спросил Воронец, поймав Матвея в курилке среди других циркачей.

Скрипач скрючился, как креветка, нервно стучал пальцами по колену. Черные глаза метались туда-сюда, как суетливые крысы, предчувствующие хищника где-то в небе. Перед Матвеем сидел лоснящийся от жира и самодовольства блондин с роскошными бакенбардами и бородой. Видать, все козыри были у толстяка.

– Именно сегодня ты решил прийти на репетицию? – не поднимая взгляд, спросил Матвей.

До того как соперник сделал ход, Матвей схватил колоду, перемешал все карты. Растерянное лицо толстяка наполнилось трогательной беспомощной детской обидой. Матвей встал из-за стола и пошел прочь, прежде чем нелепый верзила разревелся.

– И именно сегодня все заняты сборами, – ответил Матвей. – Кстати, тебе тоже стоит готовиться.

– Зачем? – спросил Воронец.

И взглядом, и мыслями он был, скорее, обращен к печальному детине с бакенбардами.

– Для гастролей, – просто ответил Матвей.

Воронец точно получил пощечину, резко обернулся.

– Что? Куда? Куда мы едем? Когда? – затараторил Женя.

– Куда? Куда пустят, туда и поедем. Когда? Как соберемся, так сразу.

* * *

Когда-то буханка была бежевой. Конечно, такой она недолго осталась в Чертовом Круге. Первый гастрольный тур не то уничтожил, не то зачаровал несчастный уазик. Любой механик бы сказал бросить уже эту рухлядь, она не сегодня-завтра сдохнет. Но кажется, именно это и роднило цирковых чертей с буханкой, оттого и любили. Каждый что-то латал, заделывал, шлифовал, натыкался на артефакт от предыдущего тура.

Рано утром машина должна была тронуться, но, конечно, не тронулась. Воронец спал на своих вещах, периодически приоткрывая глаз. Каждое моргание листало за раз минут тридцать, может, больше. К одиннадцати все-таки смогли выехать. До руля дорвался Клоун.

«Вот Ярик бесится небось», – подумал Воронец и наконец-то уснул по-нормальному.

Видимо, куда-то врезались. По крайней мере, машина резко остановилась посреди дороги, выехав на встречку. Вся труппа орала на Клоуна. Он не сказал в ответ ни слова, но перебибикал их всех. Гудок резанул по ушам, зато взбодрил.

Воронец глянул в окно, не мог понять: солнца уже нет или еще не взошло. Буханка съехала на пыльную дорогу, которую и дорогой-то не назовешь. Сорок минут тряски, и машина оказалась напротив пустого и давно брошенного загона для лошадей. Балаган просыпался, суетился, готовясь к выходу до того, как машина полностью остановилась. Недалеко стояла конюшня. Серые доски уже отдали солнцу, дождям и непогоде все, что могли, огрубели, потрескались и стояли только потому, что даже на падение не хватало сил. Угрюмый и несговорчивый замок висел на двери. Не надо сильно-то и ноги поднимать, переступая через полуразрушенные ограждения. Вдалеке редел пунктир скамеек. Положа руку на сердце, Воронец не верил, что кто-то придет.

Клоун пытался отогнать машину дальше, но та лишь жалобно бухтела и просила передышки. Клоун спорил, снова и снова крутя зажигание и переключая передачи.

– Надо заправить, – сказал Матвей, вставая с места штурмана.

Клоун обернулся. Ударил по рулю, протяжный сигнал взвыл до самого леса, перебудил-перепугал всю дичь до последней перепелки.

– Да не злись ты! – примирительно замахал руками Матвей. – Спасибо, что довез, шеф!

Клоун перестал бибикать. Приосанился, взялся за руль, поправил козырек кепки, как у привокзальных водил.

Матвей вышел на улицу, свистнул Воронцу. Все были при делах, что-то таскали или уже присосались к пиву, а Женя выглядел глупо и потерянно. Свист Матвея обрадовал его.

– Что за глушь? – спросил Воронец. – Кто сюда придет?

– А тебе-то какая разница? – спросил Матвей.

– Ну перед пустым-то выступать как-то не это… – Женя потер затылок.

Матвей хотел что-то сказать, но передумал. Носком пнул землю, снова поднял взгляд.

– Там была заправка. Дойдешь? – спросил Матвей.

Воронец смиренно кивнул.

– Канистры в багажнике.