Сброд

Женя обошел машину, открыл дверцу, стал рыться. Приятный запах свежей типографской краски ударил в нос. Канистры уже стояли на земле, и прежде чем отправляться в путь-дорожку, Воронец решил краем глаза все-таки поглядеть на афиши. Он надеялся, что возьмут новое фото, где Воронец больше в профиль. Хоть бы ничего из первых проб, пока он боялся камеры (а камера боялась его, если уж быть совсем честными)! Но не успела афиша развернуться, как выпала из рук. Пересилив себя, Воронец все же вгляделся внимательнее, может, просто не хватает света. Хотя как может не хватать света тварям? Нет.

Воронца не было. Ни в одном из составов.

Женя свернул афишу, кинул назад, захлопнул дверь. Бросил один взгляд за плечо. Матвей стоял на том же месте. Не сказав ни слова, Воронец пошел за бензином.

Солнце вставало. Воронец боялся, что проезжающая мимо попутка остановится, предложит подвезти. Боялся и желал. Но никто не появился. В глуши все еще спят. Суки. Все проспят.

* * *

Канистры полные. Воронец расплатился с сонным рабочим. Никто не пересчитал грязных мятых купюр. Работяге куда важнее уже снова заснуть и досмотреть сон. Видать, интересный. А уж Воронцу куда важнее вернуться к своим.

«Своим… своим? Они меня вычеркнули… буквально!»

Гнев вскипел, Женя стиснул ручки канистр до предела. Но ярость стихла, отступила. На соседней колонке стоял хмурый бледный татарин в пыльном пальто. Он выглядел молодо, уж никак не больше тридцати, но в убранных в хвост волосах виднелась седина. Правая рука в кармане, на ней висел красный пакет-майка. Воронец увидал вдали стену объявлений. Не то туалет, не то какая-то еще очень важная и не менее уродская будка.

– Вы не из труппы? – спросил татарин, кивая на доску.

Видимо, пока Женя спал, сброд уже развешивал афиши на каждом углу, до которого мог дотянуться, а у гадов этих руки длинные. В памяти ожила и сама афиша, все, что на ней было, и то, чего не было. Ну может, просто не разглядел? Может, там все-таки написали его имя?

– Да, – упрямо ответил Воронец. – Я из труппы.

– Я так и понял. – Незнакомец улыбнулся, окинув Воронца с ног до головы. – Когда выступаете?

– Я не из тех, кто выступает, – слишком резко, слишком грубо бросил Воронец.

Настолько заметно, что он защищался, что татарин даже чуть подался назад, отступил на полшага.

– Что же вы делаете? – смягчился он в голосе.

– Делаю так, чтобы все работало.

– И как? – ехидно усмехнулся татарин. – Работает?

– Без бензина – не очень, – пожал плечами Воронец.

– Я не об этом.

Все искрящееся лукавство вмиг исчезло из серых глаз незнакомца. Лицо стало серьезным. Впервые Воронец услышал что-то живое, настоящее. Что-то, чего ему не хватало в пустой и пресной домашней еде. Теперь лицо незнакомца будто обросло мясом поверх пенопласта, который бесполезно скрипел, желая хоть как-то нарушить тишину, начать разговор. Воронец прислушался. Перед ним была тварь того же порядка, что и он сам.

– Если совсем работать перестанет… – Татарин протянул из кармана бумажку с адресом.

– Почему ты мне это предлагаешь? – недоумевал Воронец.

Ни в тот момент, ни потом Женя не верил сам себе, что протянул руку и принял помощь незнакомца.

– Чтобы ты знал, что у тебя всегда есть выбор. У всех тварей.

* * *

Основная работа осталась позади. Воронец в ней принимал минимальное участие, отлынивал, но не прятался. Еще до наступления темноты он подсел к кружку у одного из костров, болтал с циркачами и пришлыми незнакомцами, вообще не спрашивая, кто они и как здесь оказались. Пришли, да еще и с пивом! Какие тут вопросы?

– Не налегай, – грозно пресек Ярослав.

Воронцу не надо оборачиваться, чтобы узнать противный голос.

– Да? – наигранно подивился Воронец.

Он допил банку пива и открыл новую.

– И с чего это? – спросил сквозь злобу и шипение. – Я же не выступаю.

Когда рука опустилась ему на плечо, Воронец резко поднялся и едва не врезался в кого-то. Он успел опомниться, увидев перед собой Матвея. Воронец застыл, потерянный и загнанный.

– Злишься? – спросил Матвей.

Сиплый выдох сорвался с губ Жени. Он показал жестом, что ничего не слышит.

* * *

Выступление Воронец не смотрел. Второй состав дрых в машине, в гамаках, кто где упал. Шум со сцены раздражал. Напоминал треп, который сбивает и не дает работать, когда нельзя не слушать.

– Ты куда? – спросил кто-то из труппы.

Воронец не знал всех по именам и не сильно жалел.

– Поссать.

– Ссы здесь.

Женя ушел. Врать самому себе бесполезно. Это не бесцельная прогулка, чтобы развеяться. Вот уже показалась заправка. Два фонаря били белым светом с двух сторон. Кулак сжимал бумажку в кармане куртки.

Воронец струсил и вернулся назад.

* * *

Народу пришло много. Дневное солнце осветило ряд машин вдоль трассы. Примятая трава говорила, что многие уехали еще ночью. Циркачи доедали кто что раздобыл, делились друг с другом. Женя был злой, голодный и усталый, но не смог бы выпить ни глотка крови. Его тошнило от одного только чавканья, глотания, от кожи, которая слишком громко протыкалась клыками. Его тошнило.