Сброд

Зверь снова напал и тут же огреб по длинной морде. Не помня себя, охваченный лютым порывом, Воронец обрушил всю силу, свою и Чертова Круга, и пронзил зверя, пробив через бок к полу. Не приходя в себя, еще больше отдаваясь безумию, точно в лихорадочном сне, Воронец рухнул на колени и припал к ране. Жадные глотки с болью проходили через горло, но он упивался и этой болью. Голод дал о себе знать, гордо встал в полный рост. Больше недели Воронец не вкушал крови и плоти тварей. Люди со скотобойни, которые были в деревне, – перемолотый паштет, чтобы скрыть, насколько дрянное это все-таки мясо. Столько жизни, сколько в этом чудовище, Воронец не чуял никогда. По черной шерсти текла сила, способная спорить с этим миром и с двумя соседними. Каждый глоток приближал к бездне, к страшному разлому на до и после. Он пил и, как любая тварь, взамен к каждому глотку оставлял проклятый поцелуй, насыщая зверя ядом.

В ушах зазвенело. Воронец вскинул голову вверх, зажимая уши руками. Звон не шел извне, он был внутри и яро рвался наружу. Зверь тут же учуял свой шанс. Насилу чудовище поднялось. Арматура сильнее переломала бок, живот и ребра. Зверь взревел и продолжил упрямо шагать, пока чертов стальной прут не вышел полностью из раны. А дальше уже неважно, как много крови и плоти осталось на полу. Раненый зверь стремительно унесся куда-то во мрак. Через несколько часов там найдут подземный ход, о котором никто не знал в Чертовом Кругу.

* * *

– Что теперь делать? – спросил Воронец.

Они уже сидели с Матвеем в машине.

– Аut vincere, aut mori, – ответил Матвей, глядя в зеркало дальнего вида.

Лицо источало нечеловеческую сосредоточенность. Управление требует неимоверной концентрации, чтобы выжить в беспощадном потоке. Но никакого потока не было – машина стояла на месте. Воронец сглотнул. К каждому гелевому воздушному шарику медленно подвязывали мешочки песка. Они опускались, становились тяжелыми. Опьянение притупляло чувство реальности. Кожа как будто бы таяла – это ощущалось, но глаза твердили: «Все в порядке».

– Если это был не Черный Пес, то кто? – спросил Воронец.

Матвей пожал плечами, притворившись, что не знает.

Глава 6 По швам

Дорога домой всегда кажется быстрее. Будь оно наоборот, Аня бы не почувствовала. Голова шла кругом от вернувшегося ощущения времени. Поток, стремительный и захватывающий, отверг, и ничего не оставалось, как с берега наблюдать за бурлением, брызгами и водоворотами, обманываться его преломлениями. Дно то казалось недосягаемым из-за мутной воды, а в других местах и вовсе обманчиво казалось лужицей. Наконец-то Аня снова нырнула в эту реку. Приветственно барабанил проливной дождь по окнам и крыше «Волги». Аня была рада возвращению. Оттуда, с берега, она принесла жажду, которую не знала прежде, смелость, которой так не хватало. Аня подняла глаза на зеркало. Взгляд матери сосредоточенно вцепился в лобовое стекло. Вода все сводила в расплывчатое месиво. Фонари, стоявшие друг от друга достаточно далеко, чтобы быть отдельными вспышками, а не цепочкой-браслетом огоньков, гнали тени по одному и тому же сценарию.

– Мам… – Аня решилась.

Рада перевела взгляд на зеркало заднего вида. Все, что случилось за Частоколом, стало сплошным лихорадочным сном. Одно имя горело в памяти – единственный клочок, слишком реальный, чтобы отмахнуться при пробуждении.

– Кто такой Адам? – спросила Аня.

* * *

Большое искусство – выдержать ровно столько, сколько требуется, не больше и не меньше. Чувству меры невозможно обучить, и какая удача, что того вовсе и не требовалось князю Андрею Григорьевичу Харипову. Каштановые кудри, зачесанные назад, открывали правильно очерченный лоб. Через тонкую кожу на висках просвечивала бледная сетка вен. Живые карие глаза оглядели застолье. Как долго его душа изнемогала от жгучего запрятанного желания. Распахнутый мундир свисал с плеча, сорочка открывала грудь. Она пылко вздымалась. Волнение. Предвкушение, готовность к прыжку, хоть и не было уверенности: есть ли там, под пеленой тумана, дно. Сомнение? Если и металось, то растаяло в тот миг, когда ощутил мягкое прикосновение к ладони. Взгляд Андрея стал величественным и спокойным, как бескрайний океан во время всемирного штиля. Он поднял тост. Огонь свечей игриво ломался в хрустальных гранях. Все взгляды устремились на князя, и особенно – одна пара глаз, змеино-лукавые азиатские черные глаза.

– За мою семью, – провозгласил Андрей.

Старый князь не смог скрыть удивления из-за слов сына. Седые брови приподнялись сами собой.

– Я вас прощаю! – гордо объявил князь, залпом выпил шампанское, схватил холодную руку своей спутницы и вырвался на волю.