Сброд

Старик протянул узловатые пальцы, взял скрипку. Это был последний миг, когда учитель еще мог сохранить людское имя и прожить человеческую жизнь, вдали от Чертова Круга. Но смычок коснулся струн, оживив тот сон, который не давал покоя семь лет. Учитель сперва не расслышал из-за дождя, потом прислушался. Полился густой дурманящий звон. Клонило в больной гриппозный сон. Веки слипались. По мере того как проклятая мелодия оживала, призрак мира грез обретал плоть, учитель цеплялся за каждую каплю дождя, за любой звук, надеясь, что сможет заглушить музыку, выплыть, выбраться, но новая волна захлестнула. Беспомощно и жалко он перебрал все, что могло бы стать спасением, и не нашел помощи нигде.

Оставалось смириться, отдаться, раствориться. Открыться всецело этой бездне, и будто бы лишь эта холодная тьма и была способна принять маленький, изуродованный болью и унижениями кусочек жизни, который бился в груди. Сердце жаждало слияния с тьмой. Оно наяву искало образ из грез. Слишком мучительны и долги были поиски, чтобы отпустить, бросить все.

Когда старик закончил, в мутно-серых глазах горел триумф.

– Вот ты и услышал ее во второй раз, – произнес дед. – Пути назад нет.

Страшно пошевелиться. Горячее сердце будто не готово к этому и все пыталось распробовать наконец-то живую – нет, ожившую! – кровь.

– Нет – и слава богу! Я все забыл, хотел! Хотел забыть! Сколько, пять? Семь! Семь лет прошло с тех пор, как у моей кровати играл ангел и я слушал, боясь пошевелиться, боялся спугнуть… В тот же день я бросил все, я прибился, играл, слушал, я верил, что снова услышу ангела! Но из-под смычка лилась смрадная сточная вода. Нет, я не предавал того видения! Я не играл перед всяким сбродом, бисер, свиньи… Сердце кровью обливалось, как предо мной вставала моя семья. Как же их изуродовала, истощила эта жизнь впроголодь… Да чего уж! У самого кишки сводило до безумия.

– Чего же ты не накормил ни их, ни себя? – вопрошал старик.

Молодой скрипач залился припадочным рваным смехом.

– Я не мог! Не смейся надо мной, старик! Не мог, и ты знаешь! Когда я приехал к Красным и играл весь вечер, наелся досыта впервые! Принес еду, и с чем меня встретили на пороге? Эта дура, перепуганная мышь, несчастная птичка, стоит ни жива ни мертва: слегли. И батюшка, и матушка. Что, что их сразило? Тут кровь и застыла в жилах. Понял я, какова истинная плата за пищу с алтаря алчности. В тот же миг все выбросил на улицу: пускай крысы жрут, им все одно. Точно созданы носить на шкурах грязных проклятья. Тогда-то впервые понял… почувствовал, что не могу продавать свою музыку. Она же не принадлежит мне. Если бы я встал в тот ряд, одним из обезьянок на балу…

Бледные губы умолкли, ловя ртом воздух. Скрипач будто задыхался и не мог продолжить, но грозный пристальный взгляд старика заставил высказать то, что вертелось на языке, что жгло изнутри.

– Я должен был побороть голод тела, чтобы утолить голод души, – сказал молодой скрипач. – Я терял рассудок, но не веру! Я знал, что должен быть праведным, чтобы ангел вновь пришел, вновь сыграл…

– Ты услышал, но не забыл при пробуждении. Ты был праведен и пришел учить немощного слабоумного старика за миску разбавленной похлебки, чтобы согреть кишки перед долгой дорогой домой. И посему ты будешь награжден. Забудь имя людское, отныне зовешься Пророк Матвей. Раз ты способен слышать, то слушай же, что прикажу.

– Я все исполню! – пламенно поклялся Матвей. – Прикажи же!

– Оставь Петербург, езжай в Москву. Разыщи Чертов Круг.

– При чем здесь какой-то балаган?

– В нем-то и суть. Прибежище для сброда. Однажды туда придет настоящий зверь. Как и все, кто приходят к черту, он будет сбит с толку, глух, слеп, не будет чуять земли под ногами, неба над головой, не сможет взять следа и идти по нему. Он не будет знать ни своей природы, ни чужой. Дай ему озвереть, дай оскалиться всей пастью, заставь жесткую шерсть стать дыбом. И помни: когда зверь пятится назад, это не он испугался, это тебе конец.

– Что я должен сделать?

Матвей чувствовал себя этим самым, сбитым с толку зверем.

– Дождись, когда чудовище попятится назад. И лишь тогда убей его. Победив это чудовище, победишь и проклятую скрипку. Она споет тебе наяву.

* * *