Сброд

Боль победила упрямство. Последние всплески силы обрушились на дверь, ему открыли, приняли, уложили прямо на пол, кажется, на какое-то одеяло. Рассудок мерк. Сознание развезло, как развозит пьяных, заходящих с холодной улицы в тепло. До тошного душно. Полудрема ласкала больной разум и тело. По жилам и коже растекался мятный бальзам. Когда глаза не столько открылись, сколько прояснились, его окружало изящество, за которым он лез сквозь боль в каждом шаге. Воронец лежал на полу, на старом паркете. Открытое настежь окно давало напиться свежестью летней ночи. Привстав, Воронец вытер кровь с губ. Свежая. Знакомый запах.

– Он просил объявить помилование, – произнес Воронец, привстав на локте.

Тихие шаги обошли слева. Аня села на корточки. Вымытые тяжелые волосы спадали на белую майку и джинсы не по размеру, кое-как спасал ремень. На ногах – тяжелые грязные ботинки.

– Ты его примешь? – спросил Женя.

Аня потерла запястье. На нем расцвел новый укус. Воронец стал догонять, отчего сон был так сладок, отчего тело вновь жаждет жизни.

– Он ранен? – спросила Аня.

Воронец в растерянности промолчал. Теперь врать бесполезно.

– Тогда тем более не могу принять, – произнесла Аня. – Кормилец не исполнит мой приговор, но сколько их всего? Как много тварей дремлют, называют себя людьми. Как под дудку Крысолова они будут идти в Чертов Круг или подобные места, искать, чем унять жажду, а она живет в каждом. Просто кому-то повезло родиться глухим и слепым. Но для Чертова Круга нет ничего невозможного, тебе ли не знать? Я убью его. Разорву Чертов Круг. И навсегда избавлю нас, тварей, от голода.

– И что останется? – спросил Воронец.

Аня поднялась в полный рост и направилась к выходу.

– Ты не боишься, что в нас нет ничего настоящего, кроме голода? – Воронец глядел в высокий, местами отсыревший потолок.

– Этого я боюсь больше смерти.

Что-то зашуршало по паркету. Воронец вздрогнул, обернулся. Холодный блеск пистолета, подкатившегося к нему, резанул глаза.

– Если она уйдет, ты лишишься слуха. И даже больше. Навсегда, – раздался голос Матвея.

Его шаги звучали прямо позади Воронца, но оборачиваться нельзя. Все-таки что-то да вынес Женя из работы с Чертовым Кругом. Он не прикоснулся к оружию. Аня вышла за дверь. Ее шаги отдалялись. Голос Матвея разочарованно зацокал.

– Если она уйдет, исчезнет голод, – протянул Воронец, потирая глаза.

* * *

Давно так не спалось. Воздух был напоен цветочным медом, чем-то травянистым, дымным. Оно расплывалось в груди, наполняло изнутри светом, тем самым, который игриво скачет по росинкам вместе с кузнечиками. Сердце с сучьей жадностью набросилось, припало грязной кривой мордой к источнику, но каждый глоток делался спокойнее предыдущего. Суета стихала, выстраивался ритм, мерный, безмятежный, и вот глотки стали маленькие, проскальзывали по самому нутру. Волны спокойствия исходили от груди по всему телу, как ходят круги на озере от лапок водомерок. Когда Воронец открыл глаза, во всем теле звенел смех лесной зари.

– Проснулся? – Голос скользнул, как плохо подвязанная тюлевая занавеска от ветерка.

Воронец привстал, повернул голову, соображая, где он, почему на полу, среди подушек и расшитого одеяла. В кресле у окна полулежала фигура. Чарующая бескостность не давала отвести взгляда. Она подпирала широкое худое лицо белой рукой. Чернота волос сразу напомнила об Ане, и в запахе точно читалось кровное родство.

– Я Рада. Мать Ани, – представилась она, угадывая эти мысли.

– И дочь Кормильца. – Воронец сел по-турецки, сильно сгорбился, почти коснувшись лбом стоп. Разогнувшись, он встретился с чернотой глаз, которая заставляет опасаться хищников покрупнее Воронца. Тем не менее никакого испуга или тревоги не появилось на сонном лице.

– Хочешь спросить, почему я сбежала из Чертова Круга? – Черные глаза прищурились.

– Только если вы хотите рассказать, – ответил Воронец.

Рада глубоко вздохнула, воздух вылетал из ноздрей со свистом, с шипением.

– Чертов Круг не щадит никого, – ответила она наконец.

Воронец понимающе кивнул, вернулся на свое ложе. Хотелось снова отыскать среди пестрых подушек тот мирный тихий сон.

– Это вы наслали добрые видения? – спросил Воронец.

Рада глубоко вздохнула, отведя белое лицо к окну.

– Скорее, твой вид наслал добрые воспоминания. – Разговаривала она как будто сама с собой. – Когда-то мы жили здесь, мы были счастливы, насколько это возможно для тварей.

– Соболезную. – Воронец потер затылок.

Резкий взгляд как хлыст ударил по нему.

– С чего ты взял? – произнесла Рада.

Воронец застыл под этим взором. Знал, что, если пошевелится, если вздохнет, лезвие изопьет крови сполна. А то, что Рада не насытится за два глотка, стало понятно даже такому светлому уму, как Женя Воронец.

– Простите. Это плохо прозвучало. Но я всего несколько лет пахал на Чертов Круг и уже лишился всего, что он давал… Оттого из ваших слов… Простите. Вы тут за мной приглядывали, а я как свинья, вот так… Я не хотел. Простите. Чертов Круг никого не щадит, сами же сказали… Почему-то подумал, что вы хотите об этом поговорить.