Сброд

Рада хотела. Сердце устало носить неоплаканную боль. На это ушло больше сил, чем на гон крови.

– Он любил бороться, – с горькой улыбкой произнесла Рада. – А я больше любила побеждать. Нам обоим было за что сражаться. Тогда казалось, мне есть с кем торжествовать, когда все закончится.

– Все когда-нибудь закончится? – спросил Воронец.

Рада пожала плечами.

– Может быть. Но я почему-то уверена: никто не захочет смотреть на гибель большого чудовища. Кто знает, что слетится на его труп?

– Вы же не были близки с Кормильцем?

– Нет, – слишком быстро ответила Рада.

Она ответила так холодно, что Воронец почувствовал, как сильно вопрос оскорбил ее. Повисло молчание. Воронец решил переждать, чтобы не ляпнуть чего еще.

– Если за кого-то и волнуюсь, так за брата, Ярика. Ты знаешь его? – спросила Рада.

Воронец растерялся. Точно о камень ударили две волны. Одна была объята безумием северного сияния, вторая – дымным ароматом жженого сахара. Они ударили разом, расколов душу острыми краями внутрь. Маска разбилась. Она была оградой. Искаженное лицо Ярика стояло перед глазами. В жуткой предсмертной судороге точно выплеснулась вся жизнь, которую он не растратил, будучи управляющим Чертова Круга. Перекошенная рожа напоминала опустошенный загон, в который ворвалось бешенство. На колючей проволоке висели клочья шерсти, и так и не ясно – дикого зверя или домашнего скота. Ясно, что за следом тянутся и капли пены.

– Да, – тихо ответил Воронец. – Знал.

– Которого из двух? – Рада задала вопрос, которого Женя боялся больше всего.

Он закрыл лицо руками, мучительно вздохнул.

– Обоих, – выдавил из себя Воронец, сжимая в руках подушку.

Рада услышала достаточно сожаления, чтобы все понять.

– С ним что-то случилось? Не говори ничего. Я и так слышу.

Воронец крепче сжал подушку.

– Никого не щадит… – протянула Рада, выглядывая в окно. – Ярик ненавидел Чертов Круг больше моего, но не мог покинуть отца. Тем более когда мама умерла, рожая доченьку.

Яд заблестел на бледных губах, глаза увлажнились.

– Ну как можно на доченьку злиться? – прошипела Рада. – Он и не злился на чудо чудесное. Горевал, старый черт, но не злился ни на кого. Вот, чтобы утешить Кормильца, и появился Клоун. Тот еще сукин сын…

Рада тихо засмеялась, будто поперхнулась воздухом. Часто заморгала.

– И водить не умеет, а за руль всегда лезет… – тихо добавила Рада.

– Это он чтобы бибикнуть, – произнес Воронец, не в силах ничего поделать ни с глупой улыбкой, ни с памятью о времени в Чертовом Кругу.

Они рассмеялись горьким смехом, которым можно обработать раны, если слезы жгут еще слишком сильно.

– Я не прощу Кормильцу того, что сделал с нами, – после недолгого молчания произнесла Рада. – И все же, к чести черта… он любит меня. Как и я люблю Аню.

– Надеюсь, что нет, – нахмурился Воронец, привстав на локтях.

Рада вопросительно повела смоляной бровью.

– Вы готовы рисковать жизнью, лишь бы сбежать от Кормильца. Аня рискует так же, но ради вас.

Есть слова, к которым невозможно быть готовым. Сам того не зная, Воронец произнес именно их. Рада застыла.

– И это делает меня хорошей матерью? Жертва дочери? Это я ее должна кормить, а не…

Рада прикусила себе язык до крови. Черный сгусток показался на бледных губах. Она умолкла, сглотнула, перевела дух.

– …Аня сильная, – наконец произнесла Рада. – Она справится. Вопрос лишь времени, когда она найдет Чертов Круг.

* * *

Найти Чертов Круг было легко. Слишком уж сильно он пропах смехом и кровью, чтобы Аня ничего не почуяла. Ворота были открыты, шлагбаум поднят. Место навевало не то сны, не то воспоминания. Семь кирпичных ангаров досыпали последние часы перед рассветом. Лишь на одном не висело цепи и замка. Аня приняла приглашение и распахнула двери.

Куча столов с рваной выцветшей клеенкой, трехногие уродливые стулья, на которых невозможно сидеть, обступали полукругом возвышение. В углу стояло расстроенное черное пианино. По клавишам бегали разноцветные червячки – дети разрисовали. В самом центре стояло глубокое кресло, в котором утопал Кормилец. Льняная рубаха сливалась с нездоровой бледно-желтой кожей, черные волосы, усы и борода растрепались, расплылись от лихорадки. Все тело до сих пор дрожало. Он прижимал к груди руку без кисти и что-то бормотал под нос.

При таком-то незавидном ранении Кормилец все равно лез из кожи вон, чтобы накрыть на стол, но не успел. Заслышав не шаги, а запах, родную кровь, он медлил. Сердце содрогнулось, во все тело ударил холод. Ноги медленно и неохотно развернули все тельце.

– А где же Рада? – спросил карлик и тут же засмеялся, да так, что сполз бы наземь, но успел схватиться за стол. – Да черта с два она бы дала нам повидаться, внучка! Ненавидит, бедная моя девочка, моя славная, гадюка! И ведь я же вот этими руками рыл землю, рыл нам, нашей всей крови рыл путь из преисподней!

– Может, чертям и нечего бежать из ада? – бросила Аня с таким презрением, что слова проели бы металл.

– Из ада всегда надо бежать, любой ценой, даже если ты черт, особенно если ты черт! – ответил Кормилец.

– Вот я и пришла, чтобы сбежать из своего.