Счастье моё!

Рома:

У меня было, с одной стороны, состояние преклонения и восторга невероятного перед Учителем и, с другой, – протеста, который даже не мог для себя объяснить. И через несколько лет я организовал с друзьями Пятую студию МХАТа и ушел из театра. Пришел к Ефремову и сказал честно, что есть группа людей, молодых артистов МХАТа, и мы хотим попробовать всё сами. И коряво, как мог, сформулировал художественную идею. Нам действительно хотелось самим попробовать то, что он же в нас и заронил. Нам казалось, что уйти из МХАТа – это в каком-то смысле протест. Мы не хотели участвовать в том, что происходило вокруг нас. И он нас понял. Еще один пример его величия. Олег Николаевич ответил: “Попробуйте, хотя уверен, что вы вернетесь”. И почему-то как-то лукаво подмигнул.

(Из интервью Павлу Подкладову.

“Культура”, 20.05.2010)

Ученик во многом старался быть похожим на своего Учителя – интонациями, жестами, мимикой, мировосприятием, щедростью, объемом сердца, честностью, порядочностью, верой в театральный дом, служением идее его созидания.

И ушел из жизни Рома тоже в мае, пережив Олега Николаевича на десять лет и четыре дня, словно и тут следуя примеру главного человека в своей жизни – своего Учителя.

На улице Неждановой

Осенним днем 1991 года к нашему подъезду на улице Неждановой подкатили два сверкающих “мерседеса” – жители высунулись из окон, гуляющие во дворе повернули головы: из машин вышли экстравагантно одетые люди и направились в подъезд. Затем подъехали несколько импортных фургонов, и люди, одетые в черно-модное, стали выносить из них огромные баулы и поднимать их на наш восьмой этаж. Любопытство соседей нарастало. Такого эскорта наш двор еще не видел. Это были сотрудники американского Vogue, которые из большого списка претендентов попасть в портретную галерею российских женщин, делаемую к юбилейному изданию журнала, волей случая выбрали меня в числе еще пяти персонажей, среди которых, точно помню, была и Белла Ахатовна Ахмадулина… Мою квартиру заполонили разноцветные тюки и экзотические сумки с немыслимыми для нас по тем временам фэшн-красотами: вечерними платьями, потрясающими шляпами, головокружительной обувью. Когда высвобождалось содержимое сумок, я, глядя на всё это роскошество, уже представляла, как я буду в немыслимых одеждах хороша, и придумывала яркие позы под фантастические образы.

Переводчик на ломаном русском с трудом мне объяснил, что главного человека – знаменитого американского фотографа – еще нет, она приедет позже, когда я уже буду готова к съемке. Я поняла по имени фотографа, что это дама, и по священному трепету, с которым имя произносилось, было понятно, что это и есть настоящая звезда. Я уже знала, что именитый фотограф отмела все предложенные журналом локации, а это были и гостиница “Москва”, и зрительный зал МХАТа, и ложи Большого театра, и Красная площадь… Переводчик в одном из множества писем, написанных мне, дабы договориться о месте съемок, вдруг задал странный вопрос, где я живу. Я объяснила. Была пауза в несколько дней, и затем последовал ответ: будем снимать у вас дома, так распорядилась звезда!

Меня усадили на стул, и чудодейственные манипуляции начались. Всё было в первый раз: массаж рук и лица с втиранием чудо-кремов, и раскинутые чемоданы с косметическими принадлежностями, и колдование надо мной целой стаи гримеров и парикмахеров… Через два часа я была готова: накрашена-напомажена и по-царски приодета. Все ждали прихода звезды.