Счастье моё!

У меня шли репетиции “Бедной Лизы”, спектакля по повести Карамзина, на музыку камерной оперы Лёни Десятникова. Театр Наций тогда возглавил Женя Миронов, и этот спектакль был одним из первых, сделанных под началом нового руководства. В спектакле были заняты Чулпан Хаматова – Лиза и Андрюша Меркурьев – Эраст. Художником был Коля Симонов. Репетиционный период затянулся, потому как Чулпан получила незадолго до начала репетиционного процесса травму спины, и, для того чтоб не отменять задуманный спектакль, я с удивительным для самой себя терпением занималась с ней лечебной гимнастикой для восстановления работы позвоночника.

Мне кажется, что про то, как надо себя поднимать из подобных травм, я знаю почти всё… конечно же, это слишком самоуверенное утверждение. Но, пройдя путь от тяжелой травмы, которая случилась со мной в 17 лет, через долгое лечение в Ленинградской Военно-медицинской академии под наблюдением знаменитого профессора Ткаченко; изменения в своей судьбе, с травмой связанные, семимесячную неподвижность всей левой стороны тела; невыносимые боли; килограммы обезболивающих препаратов; десятки немилосердных рук мануальных терапевтов и прочих остеопатов; месяцы бессонных, изнуряющих незаглушающейся мукой, ночей; потерю веры в восстановление… иногда полную потерю… Всё это пройдя и проходя долгие годы, которые в результате сложились в целую жизнь с этой травмой, я точно знаю, что вытащить, поставить на ноги может только движение, правильные упражнения, умение не торопить выздоровление, терпение… колоссальное терпение.

У меня за долгие годы сформировался свой комплекс упражнений, и я, отбирая из этого комплекса подходящее именно для ситуации с травмой Чулпан, полтора месяца помогала ей прийти в рабочую форму. И это нам удалось, она начала работать и у меня в спектакле, и в спектакле Алвиса Херманиса “Рассказы Шукшина”, который делался почти одновременно.

Мы выпускали “Бедную Лизу” в Центре Мейерхольда, потому как здание Театра Наций ремонтировалось. На одном из показов некоего спектакля, названия и очертания которого я уже и не помню, в фойе Центра Мейерхольда ко мне подошел Алвис, с которым я тогда знакома не была, поздоровался и без паузы произнес: “Давай с тобой вместе работать!” – “Спасибо! Я буду очень рада с вами работать”. Следующей фразой было предложение перейти на “ты”. Скорость и обезоруживающая открытость первых минут общения обезоруживала, вызывала улыбку… Я не помню, чтоб ко мне вот так запросто, без “вступительных увертюр”, кто-либо подходил знакомиться, заговаривал, предлагал совместное театрально-рабочее путешествие. Это потом я узнала, что Алвис удивительным образом совмещает в своем характере незащищенность, открытость, замкнутость, осторожность, распахнутость, хитрость, предприимчивость, умение договариваться и идти на компромиссы, гибкость принятия решений, жесткую принципиальность и иногда полное ее отсутствие. В первую встречу мы конкретно ни о чем не договорились, но обменялись всеми возможными координатами.

Первая работа была в Италии, это был спектакль по пьесе Ярослава Ивашкевича “Барышни из Вилко”. Алвис приехал на репетиции спустя две недели после их начала… в его отсутствие я с актерами делала этюды, которые потом почти все вошли в ткань спектакля. День, когда приехал Алвис и смотрел всё сделанное, многое определил в нашей последующей совместной работе: я поняла, что у него вызывает раздражение, неприятие; что он допускает и что для него является нарушением режиссерского вкуса. У меня было два прокола, о которых до сих пор вспоминаю с чувством неловкости. Удивительным образом он тогда сумел предельно корректно дать понять невозможность присутствия некоторых режиссерских приемов в наших совместных спектаклях и неприятие ряда приемов в режиссуре вообще. Это был для меня важный урок. Я приняла его точку зрения и увидела глупость тех же неприглядных черт сценического действия, что были непереносимы для Алвиса, и теперь с удивлением смотрю, как другие режиссеры привносят эти штампы в свою работу, и испытываю теперь за них именно то чувство неловкости, которое меня ущипнуло в тот первый день.

Каждая репетиция была для меня напряженным изучением этого человека, этого режиссера. От первого соединения зависело, пойдем ли мы рядом, или наши пути разойдутся. Вероятно, и Алвис так же напряженно всматривался в меня и также пытался разобраться в возможности нашего сосуществования.