Вседоволенность превратила ее в испорченную особу, которая прикрывается за спиной отца. Она позволяет себе все, в том числе и производить лицемерные оценки окружающих для выгоды и власти над другими. Ей, лишенной моральных принципов, кажется, нестрашны никакие штрафы, ограничения, запреты и время. Джексон рассказывал, что уверенная в своей полной безнаказанности могла заявиться в любой салон или кафе, или больницу без записи и вместо приветствий называла, кто она и как зовут ее отца и все двери для нее становились открытыми. В своем стремлении доказать, что она выше и краше всех, Белла оставляет большие чаевые, скупает одежду из известных бутиков, кичится своими роскошными драгоценностями, определяющими бесконечный состав кошелька её отца, потакающего всем ее прихотям. Прожигательница жизни никогда не задумывается о последствиях, так как у ее отца хватает денег для решений непредвиденных ситуаций.
«У нас скоро свадьба, тебя в списке приглашённых нет! Девятого сентября!» Она соврала или?.. Джексон бы так не поступил со мной, женившись на ней. Или я чего-то не знаю?
«За что мне это всё?» — обращаюсь негромко вслух, обхватив подушку руками по обе стороны.
За дверью слышится шорох.
— К тебе можно? — через несколько секунд доносится от Даниэля.
Второпях утерев слезы, я следом говорю, завязывая параллельно запутанные волосы в тугой хвост на затылке:
— Да.
Он заезжает, останавливается рядом, у кровати, где сижу я, и направляет свой взгляд на меня.
Глуховатым голосом он произносит:
— Каюсь, что поступил нехорошо. Прости за эту выходку за столом.
Я смахиваю пальцем одинокую слезу, катившуюся по моей щеке.
— Я понимаю, тебе нелегко сейчас, как и всем нам, — тихо отвечаю я, всё ещё переваривая разговор с Беллой. «Настала твоя очередь помучиться». В этом она не прогадала.
— Ты с кем-то разговаривала?
Грустно даю ответ:
— Да, но это неважно. — О Белле я не хочу говорить с ним.
— Почему ты ночуешь здесь, а не со мной, как чужая для меня? — Я пожимаю плечами, не подобрав ответа. Я боюсь одним словом сказать невпопад, остерегаясь, что оно может неприятно подействовать на него. — Перемещайся в мою комнату, места там много.
Усталым движением он касается моей ладони.
Его сердце протягивает мне руки, но моё не отзывается на эти ласки.
— Я подумаю, — выдавливаю я из себя. По его выражению лица нетрудно понять, что он обо всем этом думает.
— Ты сама не своя. Тебя мучает что-то ещё? — Он поглаживает мою руку.
— Нет.
— С мамой так и не удалось примириться?
Мысль о маме тянет за собой и мысль об отце.
— Нет.
— Ты немногословна. Это всё из-за меня? Но я же не заставляю тебя быть здесь, ты не хочешь этого, я знаю. И с мамой по этой причине вы разругались сильнее?
Он разворачивает коляску, уезжая обратно.
Во мне нет желания принадлежать ему, но и уклоняться от него я пока не могу.
— Останься, — поднимаю голову, нежно сообщая.
Надрывно усадив меня на колени, он водит губами по моей коже на шее, щекам и плавно переходит к губам.
— Я обречен. Подари мне хоть несколько блаженных минут…
Я пытаюсь ускользнуть от него, но он с яростью впивается в меня, руками обрывая пуговицы на моем атласном бордовом халате и сжимая грудь.
— Ст… ой… — отрываясь от него, пытаюсь сказать я, — нас могут увидеть.
— Они уехали. Мы одни. А даже если бы и остались, то пусть видят, пусть замечают, пусть говорят, что вздумается. У меня осталась только ты, больше нет радостей в моей жизни. — Он прикасается губами к моему глазу. — Как только ты решишь уйти, то уйду и я, только на тот свет.
— Нет! — указываю я. — Прошу тебя, не думай так! Ты встанешь на ноги! И всё будет, как раньше! Надо запастись терпением!
— Я так тебя люблю… — И этот нежный взгляд, смотрящий на меня, держит в себе надежды, которые бессильны, чтобы покорить моё сердце. — Я бы отдал жизнь за одну ночь с тобой… — Я пытаюсь воспламенить себя от его слов, но есть что-то отталкивающее в такой любви — отсутствие её у меня. — От тебя веет холодом, разве я не прав?
— Даниэль, я так… так устала… — Что тоже правда.
Он ещё раз целует, на что я, обманывая себя, не противлюсь и отдаю ему свои губы. Я обнимаю его, нуждаясь в этих объятиях.
Через некоторое время он уходит спать, не уворачиваясь от моего участия, чтобы переместить его на кровать.
Глава 44
Милана
Предаваясь мыслям в мертвой тишине, читая книгу, способствовавшую меня отвлечь, я внезапно слышу стук во входную дверь, заставляющий меня привскочить с места. Предвидя свои несчастья, напуганным взглядом глядя в сторону коридора из комнаты, я накидываю доводы, кого может занести сюда. Даниэль спит, Анхелика с Армандо и Мэри не могли так быстро вернуться. Да и если бы кто-то должен был прийти, меня, наверняка, предупредили бы.
«Показалось», — усмиряю свою тревогу и только начинаю усаживаться на кровать, как вновь раздается стук. Бедное сердце болезненно забилось. Что, если это Белла, пришедшая мстить? Или мой отец, продолжающий изнурительно меня искать? А вдруг, пришел тот самый человек, что набрасывается, как зверь, на Даниэля, чтобы ранить его иным образом?