Прикрыв уши руками от шума, гости устремляют взгляд в сторону экрана и «пилотирующего говорителя» этого вечера.
— Дорогие гости! Спешу сообщить, что с неполадками мы разобрались. До начала аукциона остаются считанные минуты, а пока наслаждайтесь праздничной атмосферой. Дамы настолько сегодня безупречные, что их невозможно не пригласить на танец! Оркестр, музыку!
Раздается песня «You are the reason» Calum Scott.
С лицом, озаренным мягким выражением, Джексон без слов протягивает мне ладонь, развернув ее обратной стороной. Мы держимся глазами, полными огнями безумия, друг за друга, совершая действия. С улыбкой на губах я кладу в нее свою руку, и мы, сделав два шага, разместившись по центру, отдаемся этой чувственной песни. Он так резко привлекает меня к себе, что мои губы оказываются рядом с его ухом. От горячего мужского дыхания завитушки волос у моего лица покачиваются, как листик на дереве. Душа дышит светом. Обняв его за шею, я чувствую тяжелые удары его сердца. Его влажные ладони покоятся на моей талии, выжигая жаром мое тело. Между нами — трепетание сумерек, безмолвное созерцание. В округе — будто вьются райские кущи, а ангелы, сотворив ивовые плетенки, покрывают ими наши головы. С пылающим сердцем, меня переполняют эмоции с мощнейшим порывом выброса вдохновения. Души, зажженные единым огнем, образуют поцелуй.
Любовь дарит свет любой слепоте.
— Кажется, мы ослепили друг друга, — тонко-тонко произносит он, как будто едва уловимый летний ветерок пробирается к деревьям, шелестя листочками. Улыбка касается его глаз, показывая то, чем наполнена его душа.
Любовь не только ослепляет, но и преображает.
Кристаллизируется созерцательная мечтательность. Охваченная визитом музы, слова, звучавшие в глубине сердца, стекают в стихотворную форму. Потянувшись к нему, двигаясь под музыку, как на звездной колеснице, я целиком сливаюсь с поэзией и выражаюсь, созвучно мелодии:
Заволоченные звездной пеленою,
С легким замираем сердца,
Мы включаем огонёк жизни,
Открывая любовную дверцу.
Любовь ослепляет нас светом,
Образует мерцание душ сплетенных,
Раскрывает берега неземные,
Выпуская чувства томленных.
Поглощенные сладострастной бездной,
В нас раздаются ангельские голоса,
Растворяясь в зеленых глазах друг друга,
Перед нами распахиваются небеса.
Они увлекают нас в рай блаженный,
В его сокровенные, возвышенные глубины,
Неподвластные течению времени,
Где струится мелодия любви лебединая.
Там — теплое дыхание ветра,
Обвевающее наш соединенные ладони.
Луч луны пронизывают тела влюбленные,
Воссоздавая вселенскую гармонию.
Мы предстаем небесными светилами,
Излучая алмазное, чудесное сияние.
Струны сердец соприкасаются друг с другом,
А бесконечность… совершает таинство венчания.
Склонив голову, обхватив мое лицо ладонями, он, с затаенной чувственностью, — этот момент между взглядом и поцелуем подобен загоравшейся первой звезде на небе — как будто в первый раз, так страстно и в то же время нежно, искусно совмещая две формы сладости, впивается в губы, и душевный горизонт, затянутый тучами, рассеивается, открывая глазу цветочные долины с водной гладью, где бесконечных полей отражения незабудок возвышают в поднебесье.
— Место рядом с тобою действует на меня умиротворяюще, — оторвавшись от губ, он испускает в сладостном опьянении бархатным грудным голосом. — Мне не достать слов, чтобы описать тебя и эти строки… Ангел поэзии.
Объятая сердечным трепетом, поцелуем, я улыбаюсь, словно по велению сердца храню молчание, в котором гораздо больше слов, ведь в нем — вся душа, испепеляющая пламенем.
Открываю рот, чтобы попытаться произнести хоть слово, но он, блестя глазами, прикладывает палец к моим губам и качает головой, через секунду выражая то, что рвется наружу в виде строк песни, звучащей в сей романтичный момент:
— Если бы я мог перевести часы назад,
Я бы убедился, что свет не погаснет в темноте,
Я бы провел каждый час каждого дня,
Оберегая тебя…
Положив пальцы на мой затылок, приближая к себе, он похищает еще один раскрепощенный поцелуй с моих губ, под конец звучания музыки. Я пробуждаюсь из танцевального любовного забытья. И лишь в этот миг надо берет верх мысль, что мы целовались на глазах у большой толпы, моей модельной группы и Максимилиана. МАКСИМИЛИАН, БОЖЕ, ОН ЖЕ МОГ НАС УВИДЕТЬ. О чем я вообще всегда думаю?! «Ты под маской», — сознание унимает мой страх.
— На нас же смотрят… — стыдливо шепчу я. — И неприлично…
— С каких это пор ты стала такой дисциплинированной?! У вас, мадемуазель, неправильные представления о приличиях! — Мои щеки пылают. — Милана, я желал признаться, что… — произносит излучающий манящее тепло, но я отвлекаюсь, чувствуя чью-то руку, положенную на мое плечо. По взгляду Джексона сквозит недовольство.
— Милана, Милана, — трепещет звонкий голос Джуаны, — ты… ты… невероятная! — Я озираюсь на ее черное атласное приталенное на бретелях платье.
— Взаимно! — бормочу я, негодуя, что нам не удается поговорить с Джексоном.
Джексон пожимает руку Итану, приветствует всего лишь кивком Джуану. Мне ясны его мотивы.