Читаем Счастливчик Лазарев полностью

Озеро потемнело, погасло, из синего сделалось черным: на солнце набежала темная лохматая тучка. Так же сразу потемнело, погасло на душе Артема. И сразу стало холодно…

— Скажи, Артем, бог есть? — спросила Женька.

— Есть, Женя. Я даже разговаривал с ним. Прошлым летом.

— Правда? Наверное, потому ты всегда так хорошо улыбаешься. Да? Можно, я скажу тебе комплимент? Мне нравится твое лицо. Лицо человека, который не может, не умеет быть несчастливым.

— Ладно, хвастать так хвастать. Знаешь, как меня зовут во всех портах и базах Севера? Счастливчик Лазарев. Это мое прозвище. Даже начальство меня так называет.

— Научи, как быть счастливой, Артем, будь добрый. Что-то на двадцать втором году жизни стало вдруг неинтересно, серо как-то. Чаю? Налей. Коньяку тоже. И расскажи, как ты разговаривал с богом.

— Тут целая история, Женя. — Артем налил в кружку чаю, плеснул в парящую бордовую жидкость коньяку. — Мы тем летом обслуживали геолого-геофизиков, а в тот день послали меня по срочному случаю: вывезти из лагеря повариху, которой приспело рожать. День теплый, ветерок гнал реденькие тучки, вдруг дождичек заморосит — обычная сахалинская погода.

Партия работала в сопках, едва разыскал я в лесу их брезентушки-палатки. Будущая мамаша, молоденькая орочонка, ждала меня одна-одинешенька. Никто ее почему-то не провожал, мне пришлось самому подсаживать пассажирку, укутывать. Полетели. Стрекоза моя поныривает, повиливает: ветерок, когда поднялись, усилился, но пассажирочка держится молодцом, улыбается, маячит через стекло. Веселая, радуюсь, барышня. Идем хорошо: ветер в спину, не ветер, а друг закадычный. За час с минутами, прикидываю, припорхаем в Смирных, светло еще будет. Удочки возьму — и в горы, мальму ловить. Только подумал про рыбалку — в наушниках Гончаренко, диспетчер: штормовое предупреждение, всем бортам садиться, где позволяет обстановка. Треск, разряды, уши закладывает, но сквозь шум улавливаю: грозовой фронт с океана, усиление ветра до штормового, всем немедля приземляться, прятаться. А у меня, удивляюсь даже, тихо пока, небушко синеет, но шутки с грозой плохи. Ищу и я местечко, где переждать шторм, пересидеть час-другой. Да где его взять, место? Лес внизу, сопки, скалы. Можно вернуться в партию, но жалко девчонку, дело у нее такое. Поворачиваю к восточному побережью — пусть гроза догоняет, беру курс на Лисогорск, там тоже больница, роддом, все что надо. А пассажирочке подмигиваю: все, мол, в порядке. Какая разница, где появиться твоему орочонку: в Лисогорске или Смирных, все равно остров Сахалин. Ни черта, конечно, не слышит, улыбается. И только лег на новый курс, выровнял машину, валит, вижу, наперерез не синяя, не фиолетовая, а какая-то угольно-черная туча. Катится навстречу, шатается, ходуном ходит, полнеба застила. Перепрыгнуть такое чудовище — моя стрекоза мало каши ела, обойти — тоже думать нечего. Черные лохмотья тащатся уже по ущельям, забило их тьмой, и беспрерывно в этой черноте вспыхивает изнутри, как в горящем доме. Нет, такая туча для вертолета — все равно что костер для мотылька. Удирать, да поживей, тем более сзади пока светло. Снова разворачиваюсь, а про тучу думаю: шиш, матушка, еще потягаемся. У меня двести своих законных километров, да еще ветерок помогает. Разыскал долинку, речушку, над которой летел сюда, тяну помаленьку. Прыгает речка, резвится, а по обеим сторонам долины — лесистые отроги. Долинкой этой и правлю. А туча, оглядываюсь, так и полыхает сзади, будто черти в ней кочегарят, вспышки не гаснут. Угоди в этот адский котел — сгоришь как комар, пуговицы не останется. Слышу, пассажирочка моя завозилась, в платок уткнулась: боится. Маячу: все, мол, в порядке, небольшое дорожное приключение. На пейзажи смотри. Ежится, слезинки на глазах. Лишь бы не началось у девоньки со страху. Тогда садись хоть на пихту. Показываю знаками: потерпи, милая, успеешь еще нанянчиться с сыном, или кто там у тебя. А туча в долинке уже, по распадкам растекается, того и гляди за хвост уцепится. Выгадываю метры, впритирку обхожу сопки, даже в лесу цветы вижу. И вдруг: мать моя, матушка! По курсу опять черным-черно, стеной валит на меня встречная туча!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Нет худа без добра
Нет худа без добра

Три женщины искренне оплакивают смерть одного человека, но при этом относятся друг к другу весьма неприязненно. Вдова сенатора Траскотта Корделия считает себя единственной хранительницей памяти об усопшем муже и всячески препятствует своей дочери Грейс писать книгу о нем. Той, в свою очередь, не по душе финансовые махинации Корделии в фонде имени Траскотта. И обе терпеть не могут Нолу Эмери, внебрачную дочь сенатора. Но тут выясняется, что репутация покойного сенатора под угрозой – не исключено, что он был замешан в убийстве. И три женщины соединяют свои усилия в поисках истины. Им предстает пройти нелегкий путь, прежде чем из их сердец будет изгнана нелюбовь друг к другу…

Маргарита Агре , Марина Рузант , Мэтью Квик , Нибур , Эйлин Гудж , Элейн Гудж

Современные любовные романы / Роман, повесть / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Подростковая литература / Романы
Граждане
Граждане

Роман польского писателя Казимежа Брандыса «Граждане» (1954) рассказывает о социалистическом строительстве в Польше. Показывая, как в условиях народно-демократической Польши формируется социалистическое сознание людей, какая ведется борьба за нового человека, Казимеж Брандыс подчеркивает повсеместный, всеобъемлющий характер этой борьбы.В романе создана широкая, многоплановая картина новой Польши. События, описанные Брандысом, происходят на самых различных участках хозяйственной и культурной жизни. Сюжетную основу произведения составляют и история жилищного строительства в одном из районов Варшавы, и работа одной из варшавских газет, и затронутые по ходу действия события на заводе «Искра», и жизнь коллектива варшавской школы, и личные взаимоотношения героев.

Аркадий Тимофеевич Аверченко , Казимеж Брандыс

Проза / Роман, повесть / Юмор / Юмористическая проза / Роман