Счастливой тебе охоты (СИ)

Как тогда в детстве, когда мать отправила его накормить свиней. Щекастому, подросшему за лето, кровь с молоком Рамси это было не в тягость, хотя он и оббил себе ведрами все ноги. Он уже собирался опорожнить ведра в кормушку, когда заметил, что жирная свиноматка как-то странно лежит у стены. Он поставил ведра, отпер загон, ногой откинув пару вертлявых поросей, и прошел к ней, чавкая резиновыми сапогами. Она лежала на боку, не слишком здорово, и ее ноги мелко дрожали, а хвост подергивался в чем-то грязном и липком, похожем на смешавшуюся с дерьмом кровь. “Это вышло из нее или уже было здесь?” – подумал Рамси, заправляя коротко стриженные матерью волосы за уши. Подхвостница, розовая и мясистая, торчала наружу, свисая почти к комьям испражнений на полу, и Рамси подумал, что этой свинье и вправду уже пора опороситься, и стоит позвать мать, чтобы та помогла ей. Он вздрогнул, когда первый поросенок, чавкнув, за секунду вдруг вывалился из-под грязного хвоста, прямо в красно-коричневое месиво. Свинья сразу затужилась снова, но второго порося вывалила медленнее, сначала одну сопливую розовую головку, а потом уже, немного втянув обратно, целиком. Рамси не заметил, как начал кусать губы. Понизу живота почему-то разлилось тепло. Рамси несколько раз сжал бедра, но это его не успокоило. Грубая джинса комбинезона только раздражающе натирала в паху, и Рамси рефлекторно сунул руку между ног. Его мать бы сейчас прикрикнула, чтобы он “не смел теребить там”. Обычно он и вправду не делал так, какие-то штуки в его голове развивались очень медленно, и он был из тех детей, которые не особо заинтересованы в своих гениталиях, мало ласкаются к матери и чаще мычат, чем говорят. Хотя мать и все равно била его по рукам, когда он складывал их между бедер, читая или смотря телевизор. Но сейчас матери рядом не было, а болезненное напряжение никуда не уходило. Еще пара поросят почти друг за другом выскользнули из набухшей подхвостницы, а потом из нее потекло еще, и вместо поросят вывалилось что-то красно-розовое и склизкое. Рамси, сильно зарумянившись, немного потер себя ладонью. Ему было больно из-за жесткой молнии, но именно сейчас он не хотел прекращать. Поросята тем временем уже начали понемногу подниматься и разбредаться в поисках молочной сиськи. Только один, какой-то синюшный, так и лежал в куче из дерьма, крови и осклизлых последов. Рамси задержал дыхание и шагнул вперед, не переставая с силой тереть себя между ног. Он уперся пяткой в тощую шею, и поросенок дернул головой. Рамси надавил изо всех сил. Слабая кость хрустнула под его сапогом. Рамси крепко тряхнуло в тот же момент, под сжатой ладонью все тянуще свело, и он задышал чаще. Он отошел назад, не слишком понимая, что именно произошло, и тщательно вытер подошву о засранный пол. И выбежал, чтобы позвать мать.

Да, наверное, если бы Рамси хотел отследить, когда все это началось – касалось это старого доброго насилия, или грязи, или секса, или всего вместе, – ему бы стоило начать со свиньи. Они все были потом, блюющий Домерик со вздувшимся животом, старая шлюха Донелла, Хеке, его верный вонючий товарищ в дворовых играх, капризная Кира, которую он поил гноем, Вонючка, которого было очень смешно крепко бить током, Сара, у которой от пытки щекоткой из угла рта текла слюна, а по ногам – моча, собачница Арья…

И Джон.

В жизни Рамси было много, очень много грязного, но Джон, как нарочно, никак не хочет быть грязным. Злой, вытянутый, зажатый, он не похож ни на плачущую Донеллу, ни на сопротивляющуюся до последнего Сару, ни на баюкающего изуродованные руки Вонючку, ни на умоляющую Арью. Он приподнимается на локтях и поворачивает голову, невольно сжав лопатки до глубокой борозды вдоль позвоночника. Он принимает Рамси и то, что тот может сделать, с полным осознанием.

Он не может знать.

Рамси тщательно слюнит средний палец, безучастно смотря Джону в глаза. Растрепанные пряди упали тому на брови, и ягодицы снова нервно напрягаются, когда с тем же невыразительным взглядом Рамси сует руку между ними. Повозив по промежности, он находит заросший густыми мокрыми волосками влажный вход и равнодушно засаживает в него согнутый палец.

– Твою мать… – выдыхает Джон, роняя голову и непроизвольно прогибаясь в спине. Впадина между лопаток становится еще глубже и неестественней.

– Больно? – все еще без выражения спрашивает Рамси, ритмично двигая пальцем туда-сюда, натирая аж пульсирующее от прилившей крови нутро, к его огорчению все такое же сухое.

– Х-хах… нет… – Джон с трудом справляется с дыханием, снова запрокидывая свою хренову непослушную голову. Его зад так сжимается, и черные волоски липко обвивают палец Рамси, когда тот вводит его до конца и снова вытаскивает. – Но нахрен странно, – у Джона срывается нервический смешок. – Хотя, я думаю, можно и… – он сглатывает воздух, когда Рамси резко проворачивает палец и, сочно сплюнув между ягодиц, грубо вталкивает еще один, чтобы раскрыть пошире.

– Не учи меня, как целки сбивать, Джон Сноу, – флегматично отвечает он.

Нет, ты всегда делал это не так.