Счастливый человек. История сельского доктора

Это помогает объяснить озабоченность Сассолла временем. Какова ценность мгновения sub specie aeternitatis? Но противостояние страданию важнее. Страдающий оказывается в ловушке мгновения. Столкнувшись с необратимостью событий – столь ужасной для всех, кто к ней не готов, а не готовы все, – его опыт движется по кругу: неспособный поймать время за хвост, он вращается в одном мгновении всю жизнь. Сколько же вмещает в себя мгновение?

И как сравнить одно мгновение с переживанием того же мгновения другим человеком? Часто кажется невероятным, что Сассолл, протягивающий руку, чтобы прикоснуться к пациенту, обнаруживает его рядом, сосуществующим.

Объективные координаты времени и пространства, необходимые для фиксации присутствия, относительно стабильны. Но субъективное восприятие времени может быть настолько искажено – прежде всего страданием, – что как страдающему, так и отождествляющему себя с ним становится трудно соотноситься со временем.

Сассолл должен не только установить эту взаимосвязь, но и соотнести субъективное переживание времени пациентом со своим собственным субъективным переживанием. Когда он оставляет пациента и уезжает на своем «Ленд Ровере», он может внезапно краем глаза заметить пустоту мгновения, и она приводит в ужас.

Сассолл, за исключением случаев, когда занимается лечением, – самый нетерпеливый человек из всех, кого я встречал. Он не способен ждать. Не способен отдыхать. У него хороший сон, но в глубине души он рад, когда его будят ночью. Ему трудно воспринимать содержание дня, часа, минуты. Его страсть к знаниям – это страсть к конструктивному опыту, которым он заполняет время так, что оно становится сравнимым со временем страдающего. Конечно, это невыполнимая цель: создавать, облегчать, исцелять, понимать, открывать с той же интенсивностью, с какой страдают люди, испытывающие мучения. Иногда цель освобождает Сассолла, но чаще всего он ее раб.

Несбыточные цели преследуют многих людей, например художников. Состояние стресса, в котором находится Сассолл, – результат его изоляции и ответственности. Он не может, подобно художникам, полностью отдаться своим видениям. Он должен оставаться наблюдательным, точным, терпеливым, внимательным. И в то же время должен в одиночку справиться с потрясением и замешательством. Он никогда не спросит коллег: «В чем ценность мгновения?» Присутствие коллег автоматически создало бы профессиональный контекст, в котором последствия медицинских случаев ограничены. А для Сассолла последствия безграничны. В чем ценность мгновения?

Я говорил, что цена, которую Сассолл платит за свое особое положение, более открытое, чем у других врачей, – столкновение со страданиями и ощущением собственной неполноценности. Хочу сказать и об этом чувстве.

Бывают случаи, когда врач чувствует себя беспомощным: столкнувшись с неизлечимой болезнью, с упрямством и предрассудками, питающими ситуацию, приведшую к болезни, столкнувшись с определенными жилищными условиями и бедностью.

Чаще Сассолл находится в лучшем положении, чем большинство больных. Он не может вылечить неизлечимое. Но из-за близости с пациентами и того, что родственники также пациенты, он может бросить вызов семейному упрямству и предрассудкам. Аналогичным образом, из-за гегемонии, его взгляды, как правило, имеют вес в жилищных комитетах, среди сотрудников национальной службы помощи и т. д. Он может ходатайствовать за пациентов как на личном, так и на бюрократическом уровнях.

Вероятно, он лучше, чем большинство врачей, осведомлен об ошибках диагностики и лечения. Не потому, что совершает больше ошибок, а потому, что считает ошибками то, что многие врачи – возможно, оправданно – называют досадными осложнениями. Однако, несмотря на самокритику, он доволен своим положением, поставляющим ему трудные случаи, выходящие далеко за пределы его области. Он страдает от сомнений и пользуется репутацией профессионального идеалиста.

Однако чувство неполноценности возникает не из-за этого, хотя он и склонен преувеличивать неудачи в конкретных случаях. Чувство неполноценности сильнее, чем профессионализм.

Заслуживают ли пациенты той жизни, которую ведут, или заслуживают лучшей? Они те, кем должны быть, или деградировали? Могут ли они развить потенциальные возможности, которые он видит? Разве нет тех, кто желает жить лучше? И, видя невозможность, желают ли они смерти?

Сассолл верит, что невзгоды закаляют характер. Но можно ли назвать несчастьем их блуждание на ощупь, а иногда и слепоту?

В чем причина скуки? Является ли скука ощущением, что способности медленно угасают? Почему достоинств больше, чем талантов? Кто может отрицать, что культурно отсталое сообщество предлагает меньше возможностей для сублимации, чем культурно развитое?

Какое право мы имеем быть нетерпимыми?

Именно из-за сотен подобных вопросов возникает беспокойство, вызывающее у Сассолла чувство неполноценности.