Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

- ...Когда Толстого не стало, его зять Николай Оболенский передал это посмертное послание Софье Андреевне. Чудесным образом вдруг выздоровевшая от истерии и психопатии безутешная вдова рвёт второе письмо на мелкие клочки, приговаривая: "Опять глупости, ревность и упреки". Письмо же про намерение графа уйти из родового имения - как, якобы, протест барина против барства - она деловито передаёт издателям для немедленной публикации. Но это всё пока в будущем. А в очередном, 1898, и в следующем 1899 году жена Толстого продолжает открыто волочиться за Танеевым, следуя, как нитка за иголкой по имениям знакомых, где её кумир останавливается гостить, и по концертам, где он выступает, или бывает как слушатель. В яснополянском же доме скандалы с упрёками, бранью и криком становятся обыденностью, и в курсе всего взрослые уже дети, родня и прислуга.

Муж тётки впереди Гриши с Тасей изрёк:

- Вначале гормоны одерживают верх над чувством долга, затем над приличиями!

- Дети, родня, прислуга слышали ругательства, наименьшим из которых было "старая карга, посещающая концерты". Отношения жены и Танеева Лев Николаевич определял, как "старческий флирт". Поведение жены, как писал Толстой, "её отвратительная гадость" - день за днём изводила его и обрекала жить в состоянии, которое он считал "унизительным сумасшествием". Он, ученик Христа, принял это, как собственный крест. В конце сентября 1899-го, когда жена вновь укатила в столицу, он записывает: "Я выработал себе спокойствие не нарушавшееся: не говорить и знать, что так надо, что в этих-то условиях надо жить". И уже через неделю жена Толстого оптимистично замечает: "Видела часто Сергея Ивановича... Лев Николаевич ревновать перестал..." Позорное волокитство Софьи Андреевны длится дольше десяти лет. В середине апреля 1904-го три дня подряд она преследует Танеева на концертах. А он уже избегает её и, не раз покидая партер, скрывается на галёрке. Она заваливает его письмами. Танеев в своём дневнике отмечает: "Нелепое письмо Толстой по поводу того, что в концерте после антракта я ушел". Две недели спустя он отвечает письменным отказом на её приглашение вновь гостить летом в Ясной. 5 мая Софья Андреевна пишет: "...умерла во мне энергия жизни. Никто не спасет меня,- я погибаю". С 11 по 17 мая она дважды ездит из Ясной в столицу встречаться с Танеевым. Он ведёт себя холодно и отстранённо. На неделе Толстая запишет: "три дня не ела, не пила, лежала в темной комнате без жизни" и "что-то сломилось во мне". Вернувшись в Ясную со своей кручиной, она нашла, что муж, вопреки её чаяниям, жив, "противно игрив, эгоистичен и очень здоров". Софью Андреевну давно не заботит ни вдохновение мужа, ни его мотивы к творчеству,- его талант для неё и взрослых сыновей - источник ренты.

Издатели, кстати, начали уже предлагать за права на литературное наследие гения сто тысяч золотых червонцев, то есть, миллион золотом - астрономическую по тем временам сумму. И "безумный старик" - так хамски именует прилюдно Льва Николаевича его сын Андрей - "безумный старик" всерьёз намеревается осложнить жизнь своих "менее гениальных" отпрысков, завещав авторские права не им, а... "народу".

Осенью, и зимой Софья Андреевна продолжает преследовать Танеева - на концертах вновь садится рядом и приглашает к себе. И только в мае следующего, 1905 года, когда она встречается с ним в день похорон их общей приятельницы, и когда он отстранённо холоден, она, наконец, открывает себе глаза на возлюбленного: "Он толстокож и жирен, и духовно, и телесно". И вспоминает дошедшие до неё бахвостни сисясто-брюхастого Танеева, когда тот по-бабьи судачил о её муже: "Видел я вашего Толстого в бане. Очень нехорош". В начале осени Софья Андреевна снова зовёт возлюбленного в гости. В новом 1906 году они видятся всё чаще. В последнюю неделю февраля она едет к нему одна и дарит свои фото. В тот же вечер в её дневнике появляется запись: "Оба сдержаны и неестественны". В 1908-м в январе Танеев приезжает в Ясную на Рождество и охотно музицирует. Софья Андреевна оживает. В феврале он снова в Ясной. В компании они катаются на тройках в лесу, и она записывает: "День - праздник сердца".

По свидетельству личного секретаря Софьи Андреевны, Варвары Феокритовой, служившей в доме Толстых, Танеев три последних года жизни Льва Николаевича - 1908-й, 1909 и 1910-й - не сходил у жены Толстого с языка.

За год до бегства и гибели 82-летнего старца, в разгар скандала между супругами о судьбе авторских прав на его произведения, Софья Андреевна, шантажируя мужа, не останавливается перед клеветническим измышлением его, якобы, гомосексуальной связи с ненавистным ей издателем Чертковым.

- Позвольте помочь подготовить ваш столик!

Григорий Иакович открыл глаза. Это была стюардесса.

- Столик здесь, в правом подлокотнике вашего кресла.

Пассажиры вокруг готовились вкусить авиафлотско-КГБшные яства.