Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

Нерельману сейчас вспомнилось, как приехали на экскурсионном "Икарусе" в Ясную. Грише захотелось тогда пошутить, показав Тасе "место", откуда братья Карамазовы могли видеть, как графиня "изменившимся лицом бежит пруду", но, вспомнив опыт своей утренней шутки про Толстого, переодевавшегося Ростовой, он передумал. Автобус остановился, экскурсовод Анна Фёдоровна вышла первой, и дядька, сидевший спереди, по-тихому спросил у жены:

- Так за что её из Минкультуры "ушли"?

- Вот за это! За самое! - вытаращясь, ответила та. - За диссидентство!

Из экскурсии по усадьбе в Ясной Поляне Грише больше всего запомнилось собственное его изумление, когда он увидел фото юной Сонечки Берс - тогда ещё невесты Толстого. На фотографии - девушка в светлом платье на пуговицах, с белым отложным воротником, в серьгах по две бусины, волосы расчёсаны на прямой пробор и перехвачены на макушке тёмной лентой. Её портретное сходство с Тасей поразило Гришу. Разница была только в цвете глаз. Ну и, разве что, щёки Гришиной подруги были помассивнее. Увидев на последующих фото Софью Андреевну уже в возрасте матроны во главе семейства, а затем в летах бабушки, и сопоставив с исходным снимком, Гриша осознал, каким образом Природа ухищряется маскировать, прятать некрасивость огромного числа своих дщерей под вуалью юной свежести. Так вот она - приманка для глупеньких сынов Адама! Вот - коварный птичий клей!

Ещё Григорий Иакович вспомнил сейчас рассказ экскурсоводши о внебрачном сыне Толстого от крестьянки Аксиньи Базыкиной, как тот служил кучером у законных сыновей графа, да и спился. Ещё вспомнилась на кресле в кабинете в Ясной Поляне подушечка, подаренная Льву Николаичу сестрой Марьей, жившей в монастыре в Шамордино.

- Вас тут семьсот дур монахинь, ничего не делающих! - заметил Толстой, приехав однажды навестить сестру.

Вышивка на подушке указывала на дарительницу: "Одна из семисот Ш-х дур". Монашеская жизнь спасала графиню Марью от навязчивой мысли о самоубийстве. В молодости она бросила мужа и родила дочь от любовника, но судьба взяла, да и скоро забрала его на небо. Лев Николаевич хранил письмо сестры, в котором она писала ему: "если бы знали все Анны Каренины, что их ожидает, как бы они бежали от минутных наслаждений, потому что всё то, что незаконно, никогда не может быть счастием...".

На одном из стендов дома-музея в Ясной был томик, раскрытый на странице с рассказом "Записки сумасшедшего": "Продавалось недалеко от нас очень выгодно именье. Я поехал, все было прекрасно, выгодно. Особенно выгодно было то, что у крестьян земли было только огороды. Я понял, что они должны были задаром за пастьбу убирать поля помещика, так оно и было. Я все это оценил, все это мне понравилось по старой привычке. Но я поехал домой, встретил старуху... Она рассказала о своей нужде. Я приехал домой и, когда стал рассказывать жене о выгодах именья, вдруг устыдился. Мне мерзко стало. Я сказал, что не могу купить этого именья, потому что выгода наша будет основана на нищете и горе... Я сказал это, и вдруг меня просветила истина того, что я сказал. Главное, истина того, что мужики так же хотят жить, как мы, что они - братья, сыны Отца, как сказано в Евангелии. Вдруг как что-то давно щемившее меня, оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня. А мне стало радостно. Это было начало моего сумасшествия".

Направляясь к автобусу, Гриша обернулся запечатлеть в памяти топологию семейного ада, в котором почти полжизни пребывал великий гений.

На стоянке экскурсантов поджидал сюрприз - "хор нищих". На самом деле, это был дуэт "профессионалов", "косивших" под слепых. Усердно окая, они, жалобно голосили в такт воображаемой шарманке:

- В имении Ясна Поляна

Жил Лев Николаич Толстой,

Не ел он ни рыбы, ни мяса,

Ходил по именью босой.

Жена его, Софья Толстая,

Обратно, любила поесть,

Она не ходила босая -

Спасая дворянскую честь.

А брат его - тоже пясатель,

Ляксей Константиныч Толстой

Хомячил и рыбу, и мясо,

И не умывался росой.

Имел Лев с правительством тренья,

Народу же был он кумир -

За роман про Аню Каренину,

За пьесу "Война али мир".

На баб он смотрел без вниманья,

Примерный он был семьянин,-

Подайте мне на пропитанье -

Его незаконный я сын...

Экскурсанты поулыбались, посмеялись, и в грязные шапки-ушанки, пылившиеся на июньской земле под ногами исполнителей, бросили несколько монет. А те продолжали:

- Служанку Катюшу Маслову

Толстой всячески соблазнял -

На ей обещался жениться,

С другою ж поехал на бал.

Другая служанка Аксинья,

Любила по саду гулять,

Толстой это дело подметил

И стал за ней у-ха-жи-вать.

Аксинья была моя мама,

Зашла к графу на сеновал.

Случилась ужасная драма,

Граф маму из-на-си-ло-вал.

Вот так разлагалось дворянство,

Толстых разлагалась семья,

По ходу того хулюганства

Родился подкидышем я.

Граф умер на старом диване,

Вокруг не было никого,

Подайте мне милость, граждане,

Я сын незаконный его!

Читайте, граждане, читайте,

Читайте его одного!

А мне хоть копейку подайте,

Я сын незаконный его!

В суровом огне революций,

В агонии творческих мук

Подайте мне милость, граждане,

Из ваших мозолистых рук...