Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

Так или иначе, чем больше я понимал часы, тем больше я осознавал, что что-то еще находится в работе. Остановитесь на мгновение, чтобы задуматься, кто поддерживал и строил устройства. Это была группа людей, у которых связующим общим фактором было полное погружение во внутренности Интернета. Хиллис, в конце концов, когда он говорил о зарождении Интернета, взмахивал нечто большим, нежели тонкой книгой адресов электронной почты. Он размахивал верительными грамотами человека, который живет в виртуальном киберпространстве веб-соединений с его первых дней. Как вы догадываетесь, он был невероятно близок к жителю оптико-волоконного мира коммуникаций, обладающих скоростью света.

Все деяния известных имен, поддерживавших часы, были объединены духом электронного свечения: Джефф Безос, встроивший Amazon в высокоскоростной маркетплэйс, стержнем которого является сама глобальная сеть. Другой сторонник часов, Митч Капор, расколол на части многовековые традиции медлительных бухгалтерских привычек, когда в 1983 году он создал Lotus 1–2–3, первую успешную компьютерную программу бухгалтерского учета и отчетности. Это помогло руководителям увидеть и изменить весь свой бизнес одним нажатием клавиши – чем они немедленно и занялись. Программное обеспечение Капора играло заметную роль в перетоке финансовых ресурсов в направлении высокоскоростного бизнеса – в той или иной степени оппозиционного его «рутинному предшественнику», который команда часов была намерена законсервировать. Эстер Дайсон, другой спонсор, был одним из самых ранних и лучших инвесторов сетевых компаний. Это было собрание мужчин и женщин, объединенных гением коммуникационных изменений, но, безусловно, и жаждой увеличения скоростей течения времени, ускорения доставки, процессинга. Они жили в этом. Сделали это возможным. Получили от этого выгоду. Если бы существовала когда-либо группа, которую вы могли бы надеяться рассмотреть отдельно, поместив в тихой комнате, и спросить осторожно: для чего на самом деле существуют сети? Это были бы именно они.

Этот вопрос, я думаю, является именно тем, который мы должны учитывать и на который мы должны ответить, прежде чем мы сможем двигаться дальше. Оказывается, что сети тесно связаны с фундаментальными проблемами времени. Как это использовать. Как измерить это. Даже устранить это. В целях понимания самой этой идеи, в целях следования тем людям, которые, как Хиллис, знают лучше всего то, что мы можем лишь видеть, – почему сети настолько потенциально сильны. Мы вскоре придем к пониманию того, почему они будут вызывать, независимо от того, нравится нам это или нет, полное изменение в аппарате власти, политике, экономике и военном деле.

Сдерживая течение времени, маркируя его, мы встраивались в природу того или иного периода. Наша жизнь, в конце концов, продиктована графиками: школьным расписанием, временами года, часами пик, горящей свечой рождения, любви, брака, смерти. Время в период, предшествующий индустриализации, измерялось графиком природы. Как много времени требовалось урожаю, чтобы созреть. Солнцестояния. Улей, наполняющийся медом. Всеми поколениями оно делилось на периоды приливов и изменений сезонов, и предполагало неспешность, личное присутствие на берегу, в океане, в поле. «Летний полдень», – как заметил в своих воспоминаниях романист Генри Джеймс незадолго перед своей кончиной в 1895 году, – эти два слова в английском языке были для меня всегда самыми красивыми.

Затем, во времена Промышленной Революции, время стало эквивалентно деньгам. Электрические лампы, например, стерли успокоительное различие между ночью и днем – и сделали возможными жизнь, производство и экономику двадцать четыре часа в сутки. А затем, конечно, сделали неизбежным переезд из сельской местности в город, что создало действительно новый смысл того, что немецкий критик Георг Зиммель назвал в 1903 году темпом. «С каждым пересечением улицы, с темпом и множественностью экономической, профессиональной и социальной жизни, город создает глубокий контраст с небольшим городом и сельской жизнью, – пояснил он. – Технику столичной жизни невозможно представить без самой пунктуальной интеграции всех видов деятельности и взаимоотношений в стабильный и безличный график». Перфокарты. Расписание автобусов. Сорокачасовая рабочая неделя. Наше образование, наша промышленность, наши рынки, и вся наша жизнь – все начало работать по расписанию. Это было неизбежно, иначе индустриализация не состоялась бы. Летнее послеобеденное время стало временем для работы. Зиммеля беспокоило, например, распространение карманных часов. Иметь их при себе, следя за временем, было тем же, как постоянно смотреть, как тают ваши деньги на банковском счете.