Седьмой принцип

Жемчужная грива коня, похожая на светящуюся холодную плазму, а может, и бывшая ею, укутывала седока, как кокон, защищая от внезапного прикосновения лучей Звезды. Скакуну же все было нипочем, он напитывался, как губка, рассеянным светом, и его собственное свечение только делалось ярче. И хорошо бы так было дальше, но Фрюж знал, что самый трудный и опасный участок еще впереди.

Вертикальная стенка, конечный барьер, отвесный, в последней трети даже заваливающийся в отрицательный угол, где прямого контакта с лучами Звезды избежать было почти невозможно. Именно здесь Лунный конь получил свой ожог. Именно здесь Фрюж подкармливал скакуна припрятанными в сумке сусликами.

Но сегодня его сумка пуста.

Не останавливаясь, не сбавляя темпа, конь прыгнул на стену и стал взбираться по ней. Как он это делал – загадка, одна из многих. Острые копыта вгрызались, врезались в камень со страшной силой, осколки разлетались из-под них в разные стороны, свистя словно пули. Конь шел и шел вверх, подъем его был таким же стремительным, как и прежде, и все вроде было так же, но Фрюж чутко улавливал изменения. Ритм сердца коня немного замедлился, дыхание сделалось более глухим и тяжелым, тело же словно подернулось пеленой, и свечение его с каждым последующим шагом, прыжком, рывком стало меркнуть, меркнуть… А впереди еще был тот участок, где отрицательный угол и удержаться почти невозможно, только если не остановишься и продолжишь движение. Угол отрицания. Само отрицание, перебороть которое можно лишь встречным положительным утверждением. Но найдет ли он в себе силы сделать его? Зависит только от него.

Вот и карниз.

Конь споткнулся, впервые за все время подъема, заржал, громко и яростно.

– Давай! Давай! – закричал он хрипло, требуя допинга. Изогнув шею, конь запрокинул голову назад, и Фрюж увидел, что вся его морда покрыта пеной. Желтые ноздреватые хлопья срывались с алмазных клыков и уносились мимо, вниз, в пропасть.

– Ну же!

Это так просто – отдать свое сердце.

Надо просто верить в то дело, ради которого ты готов принести свою жертву.

Надо просто достать его из груди.

Все просто.

Фрюж рванул на груди рубаху. Тенькнув, отлетела пуговица, с треском разошлась ткань. Перестав дышать, он, словно какой-нибудь филиппинский хирург-хилер, раздвинул собственную плоть десницей, погрузился в нее и извлек из ларца груди сердце. Свое сердце. Половину или все целиком, он не знал – столько, сколько ухватилось рукой, от щедрот своих. Слыша странное шипение в ушах, чувствуя нарастающее онемение тела, мельком взглянул на испуганно замершее в руке, словно пойманная птица, сердце, светящееся алым, протянул его Лунному коню.

Конь слизнул сердце с ладони, точно вдохнул огонь. Он сразу встрепенулся, засветился с удвоенной силой. Потом заржал звонко, запрокинув снова голову, будто протрубил боевой клич, и рванулся вперед, вверх, к вершине.

Этого последнего рывка Фрюж почти не осознавал. Сил его хватало лишь на то, чтобы удержаться на спине скакуна. Намотав светлые струи волос на руки, прильнув к горячей шее, он едва сохранял сознание. Потому что не имел права даже на такую слабость – его лишиться и так устраниться от борьбы. Потому что если не он, то кто же?

Конь вымахнул на вершину за секунду до того, как над ней взошла Синяя звезда. Секунда, лишь секунда отделяла их от цепких объятий смерти. Но что смерть одному, для другого жизнь. Фрюж увидел, как впереди, среди темных камней, навстречу Звезде смерти, разбуженный ее первыми проблесками, уже зацветал папоротник. Так его, во всяком случае, называли. Удивительный цветок Нелюбим, такой же алый, каким видел Фрюж свое сердце.

Цветок крутил головкой, высматривая, кто же первый успеет его взять в руки. В два прыжка Лунный конь оказался возле него. Свесившись до земли, Фрюж подхватил цветок из его гнезда и сжал в руке, точно факел.

А далее, на волосок, на четверть мига опережая бросившиеся к нему лучи выглянувшего из-за обрыва светила, обгоняя сопутствующие им ураганы, конь соскользнул с вершины с противоположной ее стороны. Там находилась пропасть, в которую Звезда смерти никогда не заглядывала. Что вовсе не означало, что в этой пропасти была жизнь. Хотя что-то там все-таки было.

Но прежде всего – падение.

Это все же следовало назвать падением, хотя конь спускался вниз, точно горный козел, словно какой-нибудь муфлон, цепляясь копытами за каждый торчащий из стены камень, прыгая с уступа на уступ, которые стали видны благодаря свету Огненного цветка в руке Фрюжа. Такой вот светоч в темном царстве.

Однако слишком долго выносить свободное падение, прерываемое тычками и рывками из стороны в сторону, Фрюж не мог, не было у него больше таких сил. Его неожиданно замутило и снова стошнило какой-то зеленой размазней, какой-то горькой пеной. Он выплюнул ее через плечо, назад, куда-то коню на спину, и сразу потерял сознание. То есть отключился.

Глава 22 Пещерный инстинкт

Сначала что-то зашипело в темноте, а потом со щелчком включился свет. Похоже, зажглась осветительная ракета, он видел такое в кино.