Седьмой сын

He lay there with his eyes closed, afraid to open them for a while, knowing that when he did, it would still be there.	Он лежал на кровати с плотно зажмуренными глазами и боялся открывать их, потому что не сомневался: стоит ему вглядеться в ночную тьму, как он увидит, что на самом деле кошмар никуда не девался, а наступает на него.
A long time ago, when he was still little, he used to cry out when this nightmare came.	Давным-давно, будучи совсем маленьким, он просыпался, заливаясь слезами, когда ему снился этот сон.
But when he tried to explain it to Pa and Mama, they always said the same thing.	Он несколько раз пытался рассказать о кошмарном сновидении папе и маме, но они всегда отвечали одно и то же:
"Why, that's just nothing, son.	"Сынок, чего ты боишься, это же всего-навсего сон, на самом деле ничего такого нет.
You're telling me you're so a-scared of nothing?"	Неужели ты боишься какого-то глупого сна?"
So he learned himself to stifle and never cry when the dream came.	Поэтому он приучил себя сдерживаться и больше не плакал, когда ночью сон возвращался.
He opened his eyes, and it fled away to the corners of the room, where he didn't have to look right at it.	Он открыл глаза, и кошмар удрал в темный угол комнаты, где его было не рассмотреть.
That was good enough.	"Ну и здорово.
Stay there and let me be, he said silently.	Сиди там и оставь меня в покое", - молча приказал ему Элвин.
Then he realized that it was full daylight, and Mama had laid out his black broadcloth pants and jacket and a clean shirt.	И вдруг он понял, что комнату заливают яркие солнечные лучи. На стуле рядом с кроватью лежали черные штаны, курточка и чистая рубашка, загодя приготовленные мамой.
His Sunday go-to-meeting clothes.	Воскресная выходная одежда.
He'd almost rather go back to the nightmare than wake up to this.	Уж лучше остаться в кошмарном сне, чем проснуться и увидеть рядом это.
Alvin Junior hated Sunday mornings.	Элвин-младший ненавидел воскресное утро.
He hated getting all dressed up, so he couldn't set on the ground or kneel in the grass or even bend over without something getting messed up and Mama telling him to have some respect for the Lord's day.	Он ненавидел одеваться во все чистое и праздничное, потому что в этой одежде он не мог ни на землю упасть, ни встать на колени в траве, нагнуться - и то толком не мог, потому что рубашка сразу вылезала, и мама принималась отчитывать его, советуя проявить к Господнему дню побольше почтения.
He hated having to tiptoe around the house all morning because it was the Sabbath and there wasn't to be no playing or making noise on the Sabbath.	Он ненавидел ходить целое утро на цыпочках, потому что когда-то давным-давно утром воскрес Иисус, а играть и шуметь в воскресенье запрещено.
Worst of all he hated the thought of sitting on a hard bench down front, with Reverend Thrower looking him in the eye while he preached about the fires of hell that were waiting for the ungodly who despised the true religion and put their faith in the feeble understanding of man.	Но больше всего он ненавидел сидеть на жесткой церковной скамье, когда прямо на него таращится преподобный Троуэр и вещает об огнях ада, которые ждут всякого грешника, посмевшего отречься от истинной веры и уверовавшего в жалкие силы человеческие.
Every Sunday, it seemed like.	Каждое воскресенье повторялось одно и то же.