Седьмой сын

"Then you'll probably never need a chair till you're fifteen years old," said Measure. "Cause Mama won't ever let you out of that school, and Thrower won't ever let up on you, and you can't hide in David's house forever."	- Что ж, это проблема. Значит, лет до пятнадцати на стул тебе не садиться, - посочувствовал Мера. -Потому что бросить школу тебе не разрешит мама, да и Троуэр тебя так просто не отпустит, а у Дэвида ты вечно прятаться не можешь.
"Why not?"	- Почему?
"Because hiding from your enemy is the same as letting him win."	- Потому что прятаться от врага - все равно что заранее признавать свое поражение.
So Measure wouldn't keep him safe, and he had to go back-and take a licking from Pa, too, for scaring everybody by running away and hiding so long.	Если даже Мера не мог защитить его, Элвину ничего не оставалось делать, как вернуться домой, где он получил хорошую взбучку не только от мамы, но и от папы за то, что перепугал всех до смерти своим побегом.
Still, Measure had helped him.	Однако Мера помог ему.
It was a comfort to know that somebody else was willing to say that Thrower was his enemy.	Элвин немного утешился, узнав, что не один он мнит Троуэра своим врагом.
All the others were so full of how wonderful and godly and educated Thrower was, and how kind he was to teach the children from his fount of wisdom, that it like to made Alvin puke.	Всех остальных переполнял восторг: ах, какой замечательный этот Троуэр, какой благовоспитанный, образованный и набожный, как он добр, что взялся обучать детей. От таких речей Элвину блевать хотелось.
Even though Alvin mostly kept his face under control during school, and so got less lickings, Sunday was the most terrible struggle of all, because he sat there on that hard bench listening to Thrower, half the time wanting to bust out laughing till he fell on the floor, and half the time wanting to stand up and shout,	Все же Элвин научился держать себя в руках во время посещений школы - соответственно, уменьшились и наказания. Но самым страшным испытанием был воскресный день, потому что приходилось сидеть на жесткой скамье прямо перед Троуэром и делать вид, что внимательно его слушаешь, хотя иногда Элвину хотелось смеяться до упаду, а иногда встать и закричать:
"That's just about the stupidest thing I ever heard a growed man say!"	"Вы только послушайте! Взрослый человек, а мелет глупости!"
He even had a feeling Pa wouldn't lick him very hard for saying that to Thrower, since Pa never had much of an opinion of the man.	Элвину почему-то казалось, что папа не очень сильно отругает его за такой поступок, поскольку папа никогда не испытывал восторга от Троуэра.
But Mama-she'd never forgive him for doing blasphemy in the house of the Lord.	Но мама - она не простит ему подобного святотатства в доме Господнем.
Sunday morning, he decided, is designed to let sinners have a sample of the first day of eternity in hell.	Воскресное утро, решил Элвин, специально придумано, чтобы показать всем грешникам, каков будет их первый день в аду.
Probably Mama wouldn't even let Taleswapper tell so much as the tiniest story today, lessen it came from the Bible.	Наверное, сегодня о рассказах и речи быть не может: мама слова Сказителю не даст вымолвить, если только тот не заговорит о Библии.
And since Taleswapper never seemed to tell stories from the Bible, Alvin Junior guessed that nothing good would come today.	А поскольку Сказитель вроде бы не знал библейских историй, Элвин-младший окончательно уверился, что сегодняшний день для жизни потерян.
Mama's voice blasted up the stairs.	Снизу раздался громкий голос мамы: