Сефира и другие предательства

– Вовсе нет, – ответил Коулман. – Хотя должен предупредить вас, что по большей части интерес к моей литературе проистекает в связи с ее исполнением, но не с ее замыслом.

– Вы оказываете себе медвежью услугу. Прошу меня извинить – у меня ужасная память на названия подобных вещей, – но ваша история о человеке, преследуемого призраками семьи, которой у него никогда не было, показалась мне весьма оригинальной.

– «Неизведанная страна», – сказал Коулман. – Что ж, благодарю вас. Произведение, над которым я работаю сейчас, выдержано в том же ключе. Речь в нем идет о человеке, который вследствие полученного в бою ранения утратил способность чувствовать. Он ученый и посвящает свои устремления пониманию природы или источника человеческих чувств. Это побуждает его к тому, что он ставит серию ужасных экспериментов над парой невинных людей, обратившихся к нему за помощью.

– Потрясающе, – сказал Данн. – Вы представляете ученого злодеем.

– Не столько злодеем, сколько… я бы сказал, мономаньяком. Конечно, его неспособность чувствовать усложняет дело. Может ли он нести ответственность за свои действия, если он несовершенен в столь фундаментальном смысле?

– Да, – ответил Данн. – Я думал, вы хотите сказать, что именно знания, обретения которых он жаждет, образно говоря, мутят воду.

– Вот как?

– Полагаю, многое можно простить, если целью является расширение пределов человеческого понимания.

– Не уверен, – возразил Коулман. – Мне больше кажется, что многие грехи всегда стремились укрыться за фиговым листком знания.

– Грех? С удивлением слышу, что вы используете такое праздное словечко. То, что мир называет грехом, мистер Коулман, – есть не что иное, как смелость бесстрашного интеллекта следовать своим наклонностям.

– Мысль достойная «Фауста» Гете.

– Персонаж, позвольте напомнить, который вознагражден за свое неустанное стремление.

– Какое утешение для бедной Гретхен, – заметил Коулман.

Данн рассмеялся:

– У вас на все найдется ответ, сэр.

– Мои братья всегда сетовали на это.

X

– Много времени это ведь не займет, не правда ли? – спросила Изабель.

Коулман открыл было рот произнести какую-нибудь утешительную банальность, но слова не слетели с языка. Кислый запах, исходивший от Кэла, распространился по всему дому. Он сказал:

– Ваш муж испытывает сильную боль.

– Так и есть, – ответила Изабель. – Даже не представляю, как он ее терпит. Но мне бы хотелось, чтобы он терпел вместе со мной, а не с мистером Данном. Я скоро потеряю мужа, мистер Коулман; я хочу провести то время, что нам осталось, рядом с ним.

– Разве мистер Данн не проинформировал вас?..

– О том, что будет отбирать у меня мужа на сеансы утром, днем и вечером? Что сеансы эти продолжатся целую неделю и конца им не будет видно? Нет, мистер Коулман, не проинформировал. Я предполагала, что наше пребывание здесь продлится несколько дней, не дольше. Я предполагала, что мистеру Данну потребуется самое большее несколько часов, чтобы подготовить моего мужа к тому, чему суждено произойти. Когда я читала о доме мистера Данна – о живописной местности, где он расположен, о его саде, – мне казалось, что приезд сюда станет для нас своего рода прощанием. Вместо этого получается репетиция одиночества, которое мне предстоит познать слишком рано.

– Ваш муж рассказал вам, в чем суть сеансов?

– Рассказал. Насколько я поняла, мистер Данн заставляет его лежать на столе в библиотеке. Затем он определенным образом размещает в комнате несколько своих шаров.

– Шаров?

– Предполагается, что они должны помочь Кэлу в процессе.

– А в чем суть самого процесса? – спросил Коулман. – Данн наполняет его голову картинами грядущей жизни?

– Нет, как раз наоборот, – ответила Изабель. – Он говорит Кэлу, чтобы тот позволил своему разуму наполниться терзающими его муками.

– Чего ради?

– Мистер Данн утверждает, что, поскольку боль Кэла не что иное как путь, который выведет его из этого мира в грядущий, необходимо отдаться ей, погрузиться в нее, дабы переход получился плавным.

Коулман нахмурился:

– А ваш муж хотя бы чувствует, что сеансы Данна ему помогают?

– Когда я спрашиваю его, он настаивает, что так и есть, но видели бы вы выражение его глаз… Подозреваю, что Кэл не может смириться с тем, что его сеансы с мистером Данном способны нести что-либо иное, кроме пользы.

XI

Саммерленд, Покипси,

22 июня 1888 г.

По словам Данна, не только Гудзон, но и участок реки рядом с Покипси является местом, где располагаются врата из этого мира в иной. Почему бы и нет? Но (предположительно) в конце 1850-х годов на поверхности воды наблюдались всевозможные явления, о которых сообщалось в местных газетах. Я должен это исследовать.