Сефира и другие предательства

– Ну, полно. Желания миссис Эрншоу исполнены. А наши с вами вопросы мы теперь сможем решить более цивилизованными способами. Приношу извинения за разрушение ваших творений. Готов выплатить вам справедливую компенсацию…

– Чертов идиот! – выпалил Данн. Он прижимал левую руку к ране, которую нанес ему Коулман; пальцы блестели алым. Он указал саблей на воздушные шары, подвергшиеся вандализму со стороны Коулмана. – Вы думаете, это произведения искусства? Это клетки.

– Опять метафоры? – Коулман посмотрел в другой конец комнаты. Шары, которые он проткнул, полусдувшиеся, прилегли на полу, окруженные расползающимися лужами зловонного «ихора» [50]. Те, которые он рассек, свисали со стола, выливая на пол свое содержимое. Сквозь прорезанные в оболочках отверстия ему удалось разглядеть нечто – пеструю поверхность, разорванную его клинком, которая и являлась источником вязкой жидкости. Этот слой пронизывали дополнительные отверстия ромбовидной формы размерами от мелкой монеты до ладони. Каждое из отверстий, открывалось и закрывалось, пребывая в движении, до отвращения знакомым. Поначалу Коулман ошалело смотрел на них, прежде чем к нему пришло понимание: в отверстиях он узнал – рты. На мгновение ему почудилось, будто комната вокруг него невероятным образом накренилась. Он поднес левую руку ко лбу:

– Боже мой…

Внезапно Данн прыгнул вперед и нанес Коулману удар в грудь. Клинок сверкнул белой молнией. На мгновение Коулмана будто вышвырнуло из тела в беспросветное пространство. Когда он очнулся – он стоял на коленях, а Данн ораторствовал:

– …правда. Завеса между мирами здесь тоньше. При должной подготовке жителей иного мира можно переманить на эту сторону, пленить и заставить работать. Их физические возможности ограничены, но что же до колоссальных знаний, которые они могут предложить… Однако они весьма прожорливы, к тому же им требуется специализированная диета. Человеческие ощущения и чувства поддерживают их: чем интенсивнее, тем вкуснее «еда». Например, боль они находят особенным угощением. Муки умирающего сделают их счастливыми и послушными на несколько дней.

– Ваши… услуги… – Коулман задыхался. Каждый вздох обжигал грудь белым пламенем.

– Некоторые из моих клиентов без сомнения получили удовольствие и утешение от времени, проведенного со мной, – сказал Данн. – Здесь от них определенно было больше пользы, чем в любое другое время их жизни. Очень жаль, – продолжил он, – я надеялся, что вам, художнику, станет понятна работа, которой я здесь занимаюсь. В мои намерения вовсе не входило, чтобы ваше пребывание закончилось таким вот образом. Но раз уж так вышло и вы лишили моих друзей трапезы… – Данн осмотрел шары на краю стола и пару у его подножия. Повреждения шаров, находившихся поближе, оказались не столь серьезными. Действительно, пока Данн говорил, они приблизились к нему. Сквозь прорехи в бумажных клетках Коулман мог видеть множество ртов, глотающих воздух, напомнивших ему голодных рыб у поверхности пруда. Данн договорил: – Ваша попытка проявить галантность стоила мне больше, чем вы можете себе представить.

Рубашка и брюки Коулмана были теплыми, липкими и потяжелевшими от крови, опустошающей его тело. Библиотека вдруг побелела, почти до прозрачности, затем вновь обрела очертания.

– Как, – проговорил он. – Как… джент… джентльмен… Хотел бы я знать, если… если вы…

– Да вы, должно быть, шутите… – сказал Данн, тем не менее, склоняясь над Коулманом.

Крепко, насколько хватило сил, сжав рукоять, Коулман полоснул по лицу Данна. При этом он почувствовал, будто внутри его самого что-то оборвалось, и из раны на груди хлынул поток крови. Он выпустил рапиру и упал рядом с ним.

Тонкий пронзительный крик вырвался из горла Данна. Клинок Коулмана прошелся острием по его глазам, щеки сделались влажными от крови и водянистой влаги из глаз. Он выронил саблю и поднял руки в стороны, будто призывая на помощь некие сверхъестественные силы. Не переставая кричать, Данн врезался в стол с такой силой, что сдвинул его с места. От удара он отшатнулся назад, потерял равновесие и упал.

Шары поджидали его. Их тюрьмы разрушили, существа, которых они сдерживали, вырвались на волю и облепили Данна. В глазах Коулмана стоял туман, зрение садилось, но у него сложилось впечатление, что это «нечто» было скорее жидким, чем твердым, весьма схожим с медузой, если можно провести такое сравнение. Голос Данна возвысился до визга, а затем пресекся. Он вцепился пальцами в массу существ на своей груди, но от этого они еще крепче прилипли к его рукам. С титаническим усилием Данн сел. Губы его складывали слова, которые Коулман не мог расслышать. Прежде чем Данну удалось произнести хотя бы несколько из них, одно из существ растеклось по его лицу. Тело его затряслось как в припадке, а затем опрокинулось навзничь. В наступившей тишине Коулман услышал чавкающие звуки поедавших Данна узников воздушных шаров: они обладали способностью получать пищу и более непосредственным способом.