Секрет королевы

– Кстати, – шепчет он, пока мы идем к чугунной опускной решетке. Она скрипит и лязгает, когда ее поднимают. – Теперь, когда ты встала с постели, отговоркам пришел конец. Скажи своим фрейлинам, что ночью к тебе приду я.

Теперь я понимаю, почему герцог Овинь так хотел, чтобы я присутствовала на этих Зимних скачках. Если я достаточно здорова для того, чтобы проехать с Хансеном по Монту, то смогу и разделить с ним постель. От одной мысли об этом меня тошнит.

Хансен кашляет, и я вонзаю ногти в его предплечье. Если он и чувствует что-то, то ничем этого не показывает. Возможно, это первый геройский поступок за всю его жизнь.

Глава 20 Сирень

На нашем помосте очень холодно, несмотря на горящие жаровни за нашими тронами и на то, что мы оба кутаемся в меха. Я по-прежнему зла на Хансена из-за его двуличия. Он не дал отставку своей любовнице и тем не менее приказывает мне разделить с ним постель. Я для него всего лишь очередная женщина, которой он может манипулировать.

Зла я также и оттого, что стала предметом жалости двора. Все сидящие вокруг знают, почему леди Сесилия жеманно улыбается и машет платком в сторону вороного коня. Хорошо по крайней мере, что сегодня никто не кричит нам «Фу-у!». Жители Монта в самом деле любят свои скачки и хотя бы на несколько часов готовы забыть, что на троне рядом с их любимым королем Хансеном сидит реновианская ведьма.

Перед началом скачек мы вынуждены сидеть и наблюдать, как мимо проходит бесконечная вереница лошадей и их жокеев, а также марширующих гвардейцев с их знаменами и мечами. Помосты с местами для королевского двора были сооружены над фонтаном – сейчас замерзшим – на самой большой площади Монта, где стоит десятифутовая статуя молодого короля. Как мне сказали, здесь находятся старт и финиш заключительной скачки. Большей части скачек мы не увидим, но Хансену важна только победа, а не процесс.

Вокруг нас в окна высовываются люди, на отходящих от площади улицах стоят толпы, которых от импровизированного ипподрома отделяют гвардейцы. Мы с Хансеном машем руками, и я стараюсь не слишком дрожать. Улицы посыпали солью, чтобы лошади не скользили на льду, но люди в толпах топают ногами от холода, кутаясь в капюшоны и плащи, и с нетерпением ожидают начала скачек.

В самом начале Хансен наклоняется ко мне с таким видом, будто хочет пошептаться со своей любимой женой.

– Тебе надо побольше улыбаться, – бормочет он и, взяв одну из моих рук, затянутых в перчатки, целует ее. Зрители на ближайших помостах разражаются приветственными кликами, правда, весьма вялыми. – У тебя такой вид, будто ты только что съела что-то гнилое.

– У меня гнилой муж, – отвечаю я сквозь зубы, пытаясь изобразить на лице улыбку. Хансен вздыхает. Он машет рукой людям, теснящимся у окон высоких каменных домов, которые окружают площадь, и они машут в ответ. Я понимаю, что он имел в виду, когда сказал мне, что жители Монтриса всегда любили его. Когда-то он был золотоволосым мальчиком, который не раз ездил на своем пони в таком же параде, предшествующем скачкам. А теперь он их красивый король, который испытывает такой же интерес к этим скачкам, как и они сами.

Я прислушиваюсь к шуму толпы – не послышатся ли свист и крики «Фу-у» или выкрики насчет трагедии в Стуре. Сидящий рядом с нами герцог Овинь держит руку на рукояти своего меча, готовый выполнить свое обещание расправиться с теми из зевак, которые будут сеять крамолу. Даффран сидит в первом ряду и, кажется, дремлет. Вряд ли скачки ему интересны.

– Где ваш сын и наследник, сир? – кричит какая-то женщина, стоящая у ближайшего окна, и Хансен смеется. Значит, вот какую игру он ведет. – Монтрису снова нужен юный принц!

– Ты слышишь это, моя дорогая? – Хансен опять наклоняется ко мне. Я вижу черный носовой платок, выглядывающий из его рукава, и гадаю, сколько еще людей, сидящих вокруг нас, заметили его и знают, о чем он говорит. – Они любят меня здесь, и теперь им хочется иметь второго такого же, как я.

– Наверняка хватит и одного такого, как ты, дорогой, – отвечаю я, и на его лице появляется самодовольная ухмылка, такая раздражающая, что я ничего не могу с собой поделать. Я выхватываю черный платок из его рукава и вытираю им губы. – Ты же не против, не так ли?

Ухмылка Хансена гаснет, и я вижу, что он еле удерживается от того, чтобы выхватить у меня платок. Я бросаю его на помост рядом с моим временным троном так, чтобы Хансен не мог дотянуться до него. Я понимаю, это мелко, но считаю, что он довел меня до этого. Они все меня довели.

Конечно же, этим людям – герцогу, придворным, простым монтрисианцам – все равно, одна у Хансена любовница или десять. Королям позволено иметь любовниц, а королевы не могут иметь связей на стороне. Таково правило. Королям нужны наследники, и всем необходимо знать, что эти наследники были рождены от короля, а не от какого-то красивого реновианского ассасина.