Некоторые уже сбежали, но на улицах по-прежнему полно людей. Они пришли, чтобы развлечься, но вместо этого им пришлось участвовать в кровавых интригах. Толпа, которая так напугана, может взбунтоваться. Я чувствую их взгляды на себе, чувствую враждебность тех, кто никогда не любил меня, кто желает получить ответ на насилие, которое они наблюдали. Возможно, они считают это демонстрацией силы – демонстрацией действия черной магии – со стороны их нелюбимой королевы.
– Мы должны вернуться в замок, – говорю я Хансену. – Нам нужна охрана – двойная охрана. Тебе это понятно?
Хансен ничего не говорит. Ни от него, ни от герцога нет никакого толка. Лорд Берли сидит, сгорбившись и плача, как будто напали на него лично. Если бы вражеские войска атаковали нас на площади, герцог бы не ударил в грязь лицом, я в этом уверена. Но с магией невозможно сражаться ни с помощью меча, ни с помощью армии. В распоряжении герцога нет премудрости Гильдии Очага, и ему, кажется, не противостоят афразианцы, которые, должно быть, виноваты в том, что произошло.
Если бы здесь был Кэл. Он бы знал, что делать. Он бы нас защитил.
Рядом с нами слышится душераздирающий звук – это кричит леди Сесилия, которую поддерживают остальные придворные дамы. Она покрыта кровью. Я не могу ее игнорировать, хотя Хансен делает именно это. Она его фаворитка, но ему, похоже, нет до нее дела.
– Это колдовство! – кричит она. – Нет… нет… моя прекрасная лошадь. Нет! Мою лошадь убили!
– Неужели ты не можешь что-то сделать? – спрашиваю я Хансена, склонившись к нему, чтобы нас никто не слышал. Хансен ошеломлен.
– Разве вы не видели? – спрашивает он. – Что-то убило этого коня.
Хансен побелел как полотно, он трясется и словно не замечает ни воплей своей фаворитки, ни глядящих на него людей. Видно, что он полностью утратил присутствие духа.
– Это колдовство! – опять вопит леди Сесилия, вопит так громко, что те, кто еще остается на площади, слышат ее. Все повторяют: «Это колдовство, колдовство». Кто-то кричит «Фу-у!», кто-то злобно шипит. Это скверно. Если от Хансена и от герцога нет никакого толку, мне надо взять контроль над происходящим.
– Гвардейцы, – говорю я герцогу. – Сейчас же созовите их. Королю нужна их защита. И кто-нибудь, уведите отсюда леди Сесилию, чтобы она не подзуживала толпу.
Герцог делает знак гвардейцам, и я вижу, как леди Маргарита обнимает рыдающую леди Сесилию и пытается увести ее прочь.
– Нам нужна помощь, помощь из Реновии, – говорю я герцогу и понимаю, что мой голос звучит слишком громко. – Вы должны послать за моими тетушками. Они знают, как бороться с черной магией.
– Если это магия… – начинает он, и я властно машу рукой.
– Конечно, это магия. Сейчас не время спорить. Здесь все ясно.
Мне бы хотелось потребовать немедленного возвращения Кэледона Холта, но я не решаюсь это сделать. Даже теперь, когда Хансен так жалок, когда он дрожит от страха, я не могу зайти так далеко. Ведь Хансен и герцог могут подумать, что за этим стою я, что я использовала премудрость Гильдии, чтобы вызвать демона. И все для того, чтобы вернуть в Монт Главного Ассасина.
Если бы это было так.
– Гвардейцы! – говорю я. Герцог просто стоит с несчастным видом посреди недовольного шипения и криков «Фу-у». Вот чего стоят его обещания пронзить мечом любого, кто проявит неуважение к нам. – Защитите нас! Защитите короля!
Гвардейцы поспешно занимают свои места и образуют щит между нами и толпой. Хансен по-прежнему дрожит от страха. Его всю жизнь ограждали от любых опасностей – даже когда он сходился с диким вепрем, его всегда окружали вооруженные люди и свора лающих собак. Ему никогда не приходилось сражаться за свою жизнь, никогда не приходилось иметь дела с черной магией. Если бы он не был моим мужем-идиотом, я пожалела бы его.
– Держись за меня, – шиплю я, взяв его под руку и прижавшись к нему.
– Разве ты не видела… разве ты не видела… – бормочет он. Он дрожит, и его лицо мертвенно бледно. Мне надо постараться не дать ему упасть и как-то дотащить его до замка.
– Я видела, – говорю я. – Это видели все. Давай, Хансен, тебе надо идти. Нам надо добраться до замка, туда, где безопасно.
– Значит, это не был сон? – Он поворачивает ко мне свое детское лицо, и я чувствую раздражение и жалость. – И ты это видела?
– Давай шагай. – Он высок, но я сильная, несмотря на то что провела столько дней в кровати, притворяясь больной. – Поднажми, Хансен. Ты король, а я королева. Мы должны вернуться в замок. Сей же час.
У меня такое чувство, будто я говорю с ребенком, и в конце концов Хансен подчиняется, как маленький мальчик, соглашающийся лечь в постель. Он прислоняется ко мне, и мы ухитряемся сдвинуться с места, окруженные гвардейцами, обнажившими мечи. Возвращение в замок, к подъемному мосту, кажется бесконечным. Я жду, когда стихнет шум толпы, когда смолкнут ее гневные крики. Но, даже когда мы оказываемся в замке и за нами опускается чугунная решетка, я по-прежнему слышу ярость наших людей. Все напуганы. Никто не чувствует себя в безопасности.