Секрет королевы

Снизу доносится хлопанье дверей, грохот копий гвардейцев о плиты двора, а также вялые звуки одного-единственного охотничьего рожка. Монт в смятении. Моя мать входит и начинает подниматься по лестнице, медленно, не торопясь, как она всегда делала и у себя дома, в Виолле Рузе. Там парадная лестница возведена из мрамора. Была.

Моя матушка уложила свои волосы в простой узел, а не в замысловатую прическу из кос, как прежде. На ее лице застыло подобие улыбки. Она устала. Смертельно устала.

Я приседаю в реверансе, и фрейлины следуют моему примеру. Я вижу, как Хансен кланяется ей, но, по-моему, его поклон недостаточно низок. Моя матушка, поднявшись по лестнице и войдя в унылую, освещенную свечами галерею, отвечает ему реверансом в своей мантии царственного лилового цвета, мне не терпится обнять ее, а Хансен, похоже, думает, что протокол был соблюден, и торопится вернуться в тепло своих покоев.

– Добро пожаловать, ваше величество, – говорит он, как будто читая заученную речь. В детстве Хансен был слишком избалован, когда после смерти своего отца воссел на трон. Похоже, ему доступны только самые простые из любезностей. – Прошу вас, считайте этот замок своим домом. Поскольку, как нам известно, ваш собственный дом…

Моя матушка ждет, чтобы он закончил это предложение.

– Сожжен дотла? – договаривает она, и он кивает.

Я спешу мимо него, чтобы обнять мою мать. Она хлопает меня по спине вместо того, чтобы обнять, как всегда, не желая демонстрировать свои чувства на людях. Когда мы с ней целуем друг друга, ее щеки холодны. Ее руки тоже холодны. Это худшее время года для такой долгой поездки.

– Я так рада, что ты прибыла благополучно, – говорю я ей и веду ее в свои покои. Хансен не делает попытки последовать за нами, и я испытываю облегчение. Пока что наши дворы могут оставаться отдельными друг от друга. Как и наши жизни.

– Я думала, мы никогда не прибудем сюда, – шепчет моя мать, подойдя ко мне. Похоже, серебро в ее волосах нарисовано, как иней на зимних деревьях. – Я все это время волновалась. В Реновии дороги заполнены людьми, которые увозят свои пожитки.

– Жители Серроне бегут из столицы? – спрашиваю я, и она кивает.

– Возможно, часть их переедет в Аргонию, – отвечает она, – и оставит Реновию навсегда. А другие направляются в Монтрис. Нашему королевству будет нелегко воспрять после этого удара.

– Хорошо, что ты здесь и что ты в безопасности. – Я дотрагиваюсь до ее руки. Но я не верю, что мы в безопасности – ни здесь, ни где-то еще.

Войдя в мои покои, мы с матушкой садимся у огня. Она, разумеется, ничего не говорит о том, как здесь все просто, но эти покои не похожи на то, к чему она привыкла в Серроне. Все здесь – темное дерево пола, стен и ставен – направлено на то, чтобы не пускать сюда сквозняки. Это не мрамор и позолота Виоллы Рузы. Монтрисианцы куда больше заботятся не о своих домах, а о своих нарядах и париках. Здесь нет ни витражей, ни полированного дерева из Аргонии. У жителей Монта есть деньги, но они не тратят их на обустройство жилища.

Я напоминаю себе о том, что все, что я помню о великолепии Серроне, ушло в прошлое. Дворец разрушен, хотя в это и трудно поверить. Когда моя мать рассказывает о том, как ее душил черный дым, и о том, как ее фрейлины и гвардейцы пытались спасти ее, рискуя своими жизнями, когда упала крыша, это кажется дурным сном.

Я не осмеливаюсь назвать имя Кэла, но я знаю, что она дала ему аудиенцию после того, как он прибыл в Реновию, и в своем письме она писала, что призывала его к себе в Виоллу Рузу после того, как там случился пожар. Должно быть, думаю я, он сейчас там, вместе с Джендером. И с Римой Картнер. Это напоминает мне о ее волосах цвета пламени, но более красивого оттенка. Интересно, находит ли Кэл ее красивой.

Я вздрагиваю и возвращаюсь мыслями к рассказу моей матушки, когда она упоминает его имя.

– По крайней мере, в Реновию вернулся Кэледон Холт, – говорит она, защищаясь от сквозняков. От ставней определенно мало толку. – Он найдет виновных. Не понимаю, как это могло произойти, ведь Виолла Руза была так хорошо защищена. Либо враги проникли в ряды моих гвардейцев, либо в дело вступила могучая магия. Афразианцы слишком осмелели. Эта история в Баэре…

– Какая история? – спрашиваю я. Я знаю, что в моем тоне звучит слишком уж выраженная тревога. Моя матушка щурит глаза. Она всегда была сдержанна и нетороплива в словах и поступках. Может, она по-прежнему недовольна мной, считает меня слишком импульсивной? Но это она, а не я решила, чтобы я провела детство в деревне, с моими тетушками.

– Обсидиановые шахты в окрестностях аббатства Баэр были оставлены, – говорит она. – Там был убит шахтер, и у меня нет сведений по этому поводу. Холт был отправлен туда, но, разумеется, когда дворец был сожжен, это стало более важным.

Аббатство Баэр. Я видела, как погиб мой отец от рук монаха в черной маске. И я едва не погибла там сама – меня едва не пронзили мечом, когда Кэл спас меня.