Я не люблю Хансена и не полюблю никогда. А он никогда не полюбит меня. Но я не могу сказать этого моей матушке, потому что она ответит на это, что будущее наших двух королевств важнее наших личных предпочтений. Для этого я и родилась, скажет она. К королевским привилегиям прилагаются обязанности, так что я не могу жить так, как хочу.
Моя матушка машет рукой, чтобы унесли все угощения, кроме куска хлеба, слегка намазанного вареньем из крыжовника. К тому же пажи принесли нам медовуху, а не вино, и я посылаю их за вином, чтобы потрафить ее изысканному вкусу.
Однако вино приносит не паж, а леди Маргарита. Ее руки дрожат – наверное, присутствие моей матушки вгоняет ее в трепет. Как и меня саму.
Когда леди Маргарита ставит поднос на низкую, обитую вышитой тканью табуретку, стоящую перед камином, я начинаю опасаться, как бы серебряный кувшин с вином не опрокинулся на пол. Моя матушка протягивает руку, чтобы поднос не упал, и смотрит на меня, хмурясь. Кажется, леди Маргарита готова вот-вот разразиться слезами. Она приседает в таком низком реверансе, что я опасаюсь, что ей не удастся выпрямиться.
– Что стряслось? – спрашиваю я, протянув ей руку, чтобы помочь ей распрямиться. – До вас дошла какая-то дурная весть?
Леди Маргарита качает головой. Ее глаза покраснели и опухли, как будто она плакала.
– Нет, никаких вестей нет, ваше величество. То есть ваши величества. – Она опять делает реверанс, в котором нет никакой нужды. – Просто…
– Что? – Ее молчание раздражает меня еще больше, чем ее хлюпанье носом.
– Просто у меня предчувствие, что должно произойти нечто дурное.
– Это уже произошло, – сухо говорит моя мать. – Мой дворец был атакован и сожжен.
– Я знаю, ваше величество. Но мне кажется, что-то должно произойти здесь. Я боюсь, что ваш дворец в Реновии был разрушен как раз затем, чтобы вынудить вас прибыть в Монт. Может быть, вам и здесь грозит опасность?
– Вряд ли, – надменно отвечает моя мать. Она никогда не принимала советов от придворных, но сейчас на ее лице написано беспокойство. В детстве мне никогда не удавалось читать ее мысли – она всегда казалась такой безмятежной, неподвластной сильным чувствам, неспособной на необдуманные поступки. Но сейчас ее глаза тревожно блестят. Возможно, она обеспокоена словами леди Маргариты, хотя и делает вид, будто это не так.
– Вы что-то такое слышали? – спрашиваю я, чувствуя, как часто бьется мое сердце. Леди Маргарита часто слышит толки, которые другие придворные предпочитают мне не передавать.
– Нет, сударыня, мне никто ничего не говорил, – отвечает она, и ее лицо серьезно. – Это просто интуиция, и, возможно, это совсем… не соответствует действительности. Но, по-моему, это весьма вероятно, ведь в последнее время здесь произошло немало других странных и ужасных вещей.
– Как и в Реновии, – говорит моя мать. Она дрожит, несмотря на то что сидит близко к огню. Снаружи пошел снег, снежинки ударяются об оконные стекла и летят вниз. Надеюсь, что это ненадолго, что это не настоящая затяжная метель. Если насыплет много снега, он заглушит звуки приближающихся всадников, приближающихся армий, скроет врагов, крадущихся и вооруженных магией и ядом. Все, что я вижу и слышу, вызывает у меня все большие опасения. Все больший страх.
– Благодарю вас, леди Маргарита. – Я стараюсь говорить спокойно. – Вы можете идти. Мы обслужим себя сами.
Моя мать ждет, когда она выйдет, затем встает и трет свои замерзшие руки.
– Мне это не нравится, – говорит она, подойдя к окну. – Либо эта девица дерзка, либо ей известно что-то такое, в чем она не смеет признаться.
– Возможно, она просто напугана, – возражаю я. – Вообще она очень надежна и предана мне.
– Что ж. – Лицо моей матери опять становится непроницаемым. – Теперь, когда мы с тобой остались одни, я могу признать, что мы, возможно, уязвимы. Поэтому, моя дорогая, я бы чувствовала себя куда лучше, если бы могла спать здесь, рядом с тобой. Мы могли бы выставить у дверей этих покоев двойной караул, вместо того чтобы делить его на два.
На дворе смеркается, но моя мать продолжает стоять у окна и смотреть вниз.
– Разумеется, если ты того хочешь, – отвечаю я. Похоже, она увидела внизу нечто интересное, и я тоже подхожу к ней и смотрю на двор сквозь падающий снег. Скоро надо будет зажечь жаровни и затвориться на долгую зимнюю ночь.
Во дворе реновианские гвардейцы смешались с монтрисианскими солдатами. Похоже, прибыли еще трое, и подручные конюхов вышли из конюшни, чтобы забрать их лошадей.
Один из прибывших соскакивает с седла, и по тому, как он двигается, я понимаю, кто это, еще до того, как он отходит в сторону в своих заляпанных грязью сапогах и плотном плаще.
Это Кэл.
Глава 24
Кэледон