Секрет королевы

– А еще он боится, что настоящей причиной сожжения Виоллы Рузы было желание афразианцев вынудить меня приехать сюда. Пока в замке Монт находимся ты, я и король Хансен, он представляет собой идеальную мишень. Так что, попытавшись найти здесь прибежище, я, возможно, только принесла сюда еще большую опасность.

Как и предполагала леди Маргарита, думаю я, но матушке я этого не говорю.

– Но что мы можем поделать? – спрашиваю я. – Значит ли это, что нам всем следует покинуть это место?

– Чтобы отправиться куда? Нам теперь везде грозит опасность. Афразианцы хотят уничтожить всех Деллафиоре – мы всегда это знали. И мне доложили о том, что серых монахов видели в этом замке.

– Об этом говорил только один человек, Даффран, Главный Писец, – говорю я. – Он стар, и его легко напугать. По правде сказать, никто ему не верит. К тому же тут много раз обыскивали буквально каждый дюйм, но так ничего и не нашли.

Моя мать неотрывно смотрит на огонь, и на ее прекрасном лице проступает глубокая печаль.

Какое-то время мы обе ничего не говорим. Я выглядываю из окна и смотрю вниз, на двор, где маршируют новобранцы. Они начинают больше походить на боевую силу, чем на неуправляемый сброд. По крайней мере, за это мы можем быть благодарны.

Из конюшен, расположенных на противоположной стороне двора, выходит Кэл, и тусклое зимнее солнце освещает его лицо. Еще на заседании Малого Совета я заметила, что на щеке у него, кажется, появился новый шрам, но я, разумеется, не могу спросить его об этом. Его щеки впали, борода отросла и выглядит неопрятно. Но это по-прежнему мой Кэл, мой ненаглядный.

Он останавливается, поворачивается к двери конюшни и с кем-то говорит. И тут я вижу ее. Риму Картнер. Она выходит, подходит к нему, и, хотя я замечаю в ее походке чуть заметную хромоту, она явно не нуждается в срочной помощи лекаря. Ее рыжие волосы стянуты в высокий узел, и она улыбается, глядя на марширующих гвардейцев. Они с Кэлом подаются друг к другу – она говорит, он слушает. Он кладет руку ей на плечо, и меня передергивает. Если бы он сделал это с Джендером, я бы решила, что это дружеский жест, но Рима Картнер – это не Джендер. Она привлекательная девушка, которая ездила вместе с Кэлом в аббатство Баэр, сражалась бок о бок с ним и получила рану, такую незначительную, что может сейчас разгуливать по двору замка, но имевшую для него такое значение, что он помчался обратно в Монт, ослушавшись приказа королевы, лишь бы его любимицу мог полечить придворный лекарь.

Возможно, он решил оставить меня в прошлом, думаю я, с трудом сдерживая слезы. А почему бы и нет? Хансен сказал, что такой мужчина, как Кэл, никогда не сможет удовольствоваться ролью комнатной собачки, болтающейся в замке, вместо того чтобы путешествовать и сражаться, живя той жизнью, для которой он был рожден. Пока я сама живу той жизнью, для которой была рождена – жизнью королевы-пленницы.

Думаю, даже Хансен бывает иногда прав. Возможно, все это время я обманывала себя, воображая, будто Кэл никогда меня не разлюбит – будто он не может меня разлюбить. Я не учла, что может появиться такая необыкновенная девушка, как Рима Картнер, которая напомнит ему то, что он любил во мне, когда я была Тенью, и что он потерял, когда я стала королевой.

– Дорогая, тебе надо отойти от окна, – говорит моя мать, продолжая сидеть у камина. – Там так холодно, и ты стоишь на виду.

– Полно, никто здесь меня не видит, – отвечаю я, но подчиняюсь. Кэл ни разу не поднял глаз и не взглянул на мое окно. Его занимает другое.

Я сажусь рядом с ней, она вынимает из-под одеяла ладонь и поглаживает мою руку. Судя по всему, она все еще мерзнет. Это место явно ей не подходит.

– Чуть было не забыла, – продолжает она. – Нынче утром я видела у лорда Берли его величество короля. Он не собирался заходить, но он куда-то задевал ошейник одной из своих собак и пришел искать его к лорду Берли.

Если бы речь шла о ком-то другом, я бы решила, что это дурацкий предлог, но, зная Хансена, я понимаю, что это вполне может быть правдой.

– Он предложил, чтобы ты сегодня поужинала с ним. Только ты и он. Чудесное предложение, ты не находишь?

– Нет, не нахожу, – отвечаю я, осознавая, что у меня недовольный тон. Вряд ли это была идея Хансена. Насколько мне известно, леди Сесилия находится там и днем, и ночью, приходя в себя после того, как на скачках была растерзана ее лошадь. Она одна из тех немногих дам из его свиты, которые не вернулись в свои загородные усадьбы.

– Я настаиваю, – говорит моя мать, и ее тон не допускает возражений. – Вы поужинаете наедине как муж и жена, и я не стану ожидать твоего возвращения.

– Матушка! – восклицаю я. Это уже слишком. – Я рада видеть тебя в своих покоях, но ты не можешь изгнать меня из моей собственной кровати. Здесь я королева – на случай, если ты забыла.

Моя мать устремляет на меня взгляд, полный разочарования, который я не раз наблюдала у нее, когда, будучи девочкой, являлась в Виоллу Рузу.

– Иногда мне кажется, – замечает она, – что об этом забыла ты сама.

Я стискиваю зубы, испытывая такую ярость, что мне хочется кричать.