В эти же дни Вяземский взывает к другим осведомленным друзьям погибшего — сохранить точные свидетельства о случившемся. Поэта уберечь не удалось, но можно попытаться спасти его память от лживых домыслов.
Известное письмо свое А. Я. Булгакову от 5 февраля 1837 г. с подробностями насчет последних дней Пушкина[385]
Вяземский просит показать И. И. Дмитриеву, М. М. Сонцову, П. В. Нащокину: «Дай им копию с него, и вообще показывай письмо всем, кому заблагорассудишь». Мало того. Вяземский сообщает: «Собираем теперь, что каждый из нас видел и слышал, чтобы составить полное описание, засвидетельствованное нами и докторами. Пушкин принадлежит не одним близким и друзьям, но и отечеству, и истории. Надобно, чтобы память о нем сохранилась в чистоте и целости истины». О том, что «собирают» друзья погибшего, видно из одной фразы все того же письма: «После пришлю тебе все письма, относящиеся до этого дела».Очевидно, подразумевается именно «дуэльный сборник», о котором мы ведем речь. Через десять дней, 15 февраля 1837 года, Вяземский благодарит Булгакова: «Спасибо за доставленную копию с моего письма, которая пришла вчера очень вовремя и отдана отъезжавшему вчера же генералу Философову для сообщения великому князю»[386]
. Как видим, полученные свидетельства Вяземский торопится разослать тем лицам, суждения которых много весят в свете. (Денис Давыдов взывал к Вяземскому в эти дни: «Скажи мне, как это случилось, дабы я мог опровергнуть многое, разглашаемое здесь бабами обоего пола».)14 февраля 1837 года датируется самый ранний из всех известных пока сборников дуэльных документов, приложенный к тому самому посланию Вяземского великому князю Михаилу Павловичу, которое отправилось с генералом Философовым.
Брат царя был извещен о гибели Пушкина самим Николаем I (в письме от 3 февраля 1837 г.). Спустя одиннадцать дней Вяземский отправляет Михаилу длинное, дипломатически составленное послание, описывавшее главные обстоятельства последних месяцев пушкинской жизни (полностью опубликовано Щеголевым). К письму были приложены и главные дуэльные документы, позже оказавшиеся в архиве герцогов Мекленбург-Стрелецких — прямых потомков Михаила Павловича[387]
. 14 февраля 1837 года Вяземский отправил восемь документов (из 12, составивших «дуэльный сборник»): анонимный пасквиль, письма Пушкина Бенкендорфу, Геккерну, ответ Геккерна, переписку Пушкина с д’Аршиаком. Нетрудно понять, откуда пришло к Вяземскому большинство документов. Кроме писем, ему адресованных, он сам, а также близкие друзья в первые же дни после 29 января общались с д’Аршиаком. Но особенно важно, что Вяземский через 17 дней после гибели Пушкина располагает не только текстом анонимного пасквиля, но также и письмом Пушкина графу Бенкендорфу от 21 ноября 1836 года.В начале главы говорилось, что к появлению этих документов в «дуэльных сборниках», вероятно, было причастно некое лицо, имевшее доступ к секретным бумагам шефа жандармов и способное, например, сопоставить два экземпляра пасквиля, находившихся в архиве III отделения. Затем была отмечена близость дат (11 и 14 февраля), когда письмо Пушкина от 21 ноября было доставлено шефу жандармов и когда его текст оказался в руках Вяземского. Роль Павла Миллера в этой истории кажется немалой.
Уже дважды появлявшийся на страницах этой книги Павел Иванович Миллер был племянником начальника московских жандармов генерала А. А. Волкова, одного из ближайших приближенных Бенкендорфа. Вероятно, этим объясняется должность, которую Миллер занял сразу же после окончания лицея. В личном деле Миллера сохранилось следующее отношение А. Х. Бенкендорфа к министру юстиции Д. В. Дашкову от 19 февраля 1833 года: «На основании высочайше утвержденного, в 28-й день апреля минувшего 1827 года, штата корпуса жандармов, я определил выпущенного из Царскосельского лицея с чином 9 класса воспитанника Павла Миллера на имеющуюся при мне вакансию секретаря, о чем и имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство для надлежащего сведения Герольдии»[388]
.Личный секретарь второй персоны империи графа Бенкендорфа, разумеется, получал доступ к секретнейшим материалам. Понятно, что молодой выпускник лицея обязан был исполнять то, что ему предписывалось главою страшных и всемогущих карательных учреждений николаевской империи (так, среди бумаг семьи Мухановых сохранился вежливый французский ответ, составленный Миллером от имени Бенкендорфа, и извещавший о невозможности существенного улучшения в положении ссыльного декабриста Петра Муханова).
Шеф был, по-видимому, доволен своим секретарем, который прослужил у него двенадцать лет; после смерти Бенкендорфа (1844 г.) Павел Миллер числился некоторое время по почтовому ведомству, а затем, в чине действительного статского советника, вышел в отставку, уехал в Москву и жил там около сорока лет, до самой смерти.