Секретная династия

Между тем автор «Недоросля» сохранил по меньшей мере два списка этого своего сочинения. Один у себя, другой (вместе с несколькими документами) сначала находился у Петра Панина, а после его смерти (1789 г.) — у верных друзей, в семье петербургского губернского прокурора Пузыревского.

До воцарения Павла оставалось всего 4 года, когда умер и Д. И. Фонвизин. Он успел распорядиться насчет бумаг, и о дальнейшей их судьбе снова рассказывают воспоминания Фонвизина-декабриста.

«Список с конституционного акта хранился у родного брата его редактора, Павла Ивановича Фонвизина. Когда в первую французскую революцию известный масон и содержатель типографии Новиков и московские масонские ложи были подозреваемы в революционных замыслах, генерал-губернатор князь Прозоровский, преследуя масонов, считал сообщниками или единомышленниками их всех, служивших в то время в Московском университете, а П. И. Фонвизин был тогда его директором. Пред самым прибытием полиции для взятия его бумаг ему удалось истребить конституционный акт, который брат его ему вверил. Отец мой, случившийся в то время у него, успел спасти введение... »[174]

Так погибла конституция Фонвизина — Панина, но было спасено замечательное введение к ней. Фонвизинская работа «Рассуждение о непременных государственных законах»[175], конечно, самый замечательный документ из уцелевшей части панинского собрания, он принадлежит как бы двум временам: настоящему и будущему. Настоящее — это 1770—1780-е годы, определенная историческая ситуация, по поводу которой работа и написана... Но как памятник борьбы и мысли сочинение проникает в следующие десятилетия и века.

Как известно, в нем представлена острая критика беззакония, фаворитизма (в портретах «буйного» и «наглого» любимцев легко угадываются Григорий Орлов и Потемкин).

Даже бог, по Фонвизину, не абсолютный самодержец. «Бог потому и всемогущ, что не может делать ничего другого, кроме блага». Более того, «кротость [государя] не допускает поселиться в его голову несчастной и нелепой мысли, будто бог создал миллионы людей для ста человек».

Царствование Екатерины II к этому времени прославлено в России и Европе: даже многие выдающиеся мыслители толковали о просвещенном правлении императрицы, новом уложении законов... Однако для Фонвизина это все «ложная добродетель»: «Подобен будучи прозрачному телу, чрез которое насквозь видны действующие им пружины, тщетно пишет он [деспот] новые законы, возвещает благоденствие народа, прославляет премудрость своего правления; новые законы его будут не что иное, как новые обряды, запутывающие старые законы; народ все будет угнетен, дворянство унижено, и, несмотря на собственное свое отвращение к тиранству, правление его будет тиранское».

Смелые руссоистские формулы о взаимном договоре нации и государя логически завершаются обоснованием права нации на восстание, свержение тирана.

Чего же хотят Фонвизин и Панины? «Истинно просвещенного» правления. Т. е. ограниченной законами дворянской монархии. Как самодержавие ограничить — об этом во введении к «Непременным законам» ничего не говорится. Сказано лишь о двух фундаментах «идеальной власти»: политической вольности и праве собственности. На вольности и собственности, по Фонвизину, основываются непременные законы.

Конечно, тут тысячи вопросов: чья вольность? на что собственность?

Мысль о крепостном праве как «бремени жестокого рабства» высказана Фонвизиным довольно отчетливо, но в «Рассуждении...» не имеет продолжения... В общем же Денису Фонвизину и его вдохновителям было ясно, что «государство требует немедленного врачевания».

При всех резких формулах о праве нации на разрыв с государем автор, конечно, не революционер и не крестьянский заступник. Впрочем, мысль о «благодетельном перевороте» (например, в пользу Павла I) ему была не чужда.

Получив от Фонвизина его «Рассуждение...» и другие документы, Петр Панин в 1784 году подготовил «Письмо к наследнику престола для поднесения при законном вступлении его на престол» и проект манифеста, которым Павел мог бы воспользоваться при восшествии на царство[176]. Формулировки Петра Панина весьма туманны и умеренны: идеи Дениса Фонвизина и Никиты Панина угадываются, правда, в строках манифеста, которыми будущий царь мог заклеймить временщиков, лихоимцев, объявить о необходимых фундаментальных законах. Однако об ограничении самодержавия — ничего... То ли Петр Панин не разделял «увлечений» своего брата и его секретаря на сей счет, то ли боялся испугать Павла I чрезмерно смелыми требованиями.

К. В. Пигарев заметил, что Петр Панин не имел того конституционного проекта, который начинался с фонвизинского «Рассуждения...»: ведь рукой П. И. Панина записано, что смерть помешала его брату составить «начертание», и генерал по памяти, по отдельным записям составил письмо к наследнику, проект манифеста и некоторые другие документы[177].

Выходит, в семье Фонвизиных был проект конституции, а у Панина этого документа не было...