Секретная династия

Итак, еще одно свидетельство относительно желания Н. П. Панина ввести «законно-свободные постановления». Свидетельствует один из славных Фонвизиных, знавший о смелых попытках своего дяди, действовавшего когда-то вместе с дядей «первого заговорщика» Н. П. Панина.

Поскольку другие сведения, собранные М. А. Фонвизиным, в основном верны и далее передают содержание некоторых не дошедших к нам документов (см. в предшествующей главе о плане государственного управления и других подробностях «истребленной» конституции Д. И. Фонвизина — Н. И. Панина), можно со вниманием отнестись и к известию о панинских «законно-свободных постановлениях 1800—1801 гг.». Но даже не настаивая на буквальной точности фонвизинской записи, сделанной через несколько десятилетий в Сибири, важно констатировать, что такой взгляд был и, конечно, популяризировался видным декабристом в своей среде.

Другой декабрист, Михаил Орлов, родственник Н. П. Панина (который был женат на его двоюродной сестре С. В. Орловой), почитал в отставленном деятеле не только «кузена». Сохранились чрезвычайно теплые, почтительные письма к Н. П. Панину от Михаила Орлова и его брата Алексея, в то время (1815 г.) еще во многом действовавших заодно (позже, в 1844 г., А. Ф. Орлов, как известно, сделался шефом жандармов). «Я знаю, — писал А. Орлов 26 марта 1815 года, — что выразитель мнений всех своих братьев, Михаил, сообщил Вам, как славно для нас Ваше имя и как мы всегда краснеем от стыда при его упоминании»[220]. Понятно, Орловы негодовали на опалу крупного государственного деятеля.

В рамках этой работы невозможно даже перечислить основные факты, иллюстрирующие традицию XVIII века в декабристском движении: их очень много, и эта тема еще сравнительно мало разработана. Передовые идеи минувшего века доходили к декабристам неравномерно. Выше говорилось о малом знакомстве первых революционеров с Радищевым — их братом по духу. Однако герценовское «Радищев [...] это наши мечты, мечты декабристов» определяет главное направление революционной линии.

Фонвизинское наследство деятели 14 декабря знали неплохо (отчасти благодаря участию в движении Михаила Фонвизина), и оно занимало свое место в ряду идейных истоков, питавших лучшие умы 1820-х годов. Вообще историческая жизнь конституционных идей, в частности замыслов 1762 года, 1770-х годов, 1800-х годов, оказалась очень сложной, даже причудливой. После 11 марта новый царь отказывается от немедленного введения конституции, хотя ему предлагалось несколько планов, после чего дело движется по двум каналам — правительственному и противоправительственному.

Александр I пытается забрать инициативу в свои руки, и это было политической новостью: Екатерина II и Павел I серьезно конституциями не занимались. Так начался правительственный конституционализм — со времен негласного комитета молодых друзей императора (1801—1807 гг.) через проекты конституции М. М. Сперанского (1809 г.) и, наконец, к секретной государственной «уставной грамоте» 1820 года, сочиненной под началом Н. Н. Новосильцова, того самого Новосильцова, который, согласно записи [Жандра?] на обложке «конституции» Державина, в 1801 году наблюдал за царем, чтобы тот «не подписал которого-либо из проектов». Нет нужды объяснять, что и задержка, тайна в движении этих проектов, и просачивание наружу сведений о них (П. А. Вяземский, принимавший участие в создании «уставной грамоты», Н. И. Тургенев) — все это оказало определенное влияние на формирование декабристских мыслей и планов.

Как известно, Александр I умер, не отказавшись от мысли «когда-нибудь» учредить русскую конституцию и держа наготове и под замком новосильцовский проект до тех дней, пока Россия не «созреет» для новых начал. Этот проект был опубликован через 40 лет в Вольной печати Герцена[221].

В то время как в великой тайне от всего населения, даже от возможных будущих депутатов, монтировали и хранили в недрах секретных канцелярий макет предполагаемых свобод, — в это самое время совсем в иных тайниках писали о свободе по-декабристски. В то время как один список «Завещания Панина» третье десятилетие покоился в царских бумагах, другой — из семьи декабристов Фонвизиных — выходит наружу[222].

Так, в архиве известного собирателя старины А. А. Оленина сохранились две совершенно идентичные рукописи, различающиеся только заглавиями: одна — «Мысли покойного Д. И. Фонвизина о необходимой нужде в непременном законоположении для российской империи»[223] другая — «О праве государственном Д. И. Фонвизина»[224].

М. А. Фонвизин был членом тайных обществ, его брат И. А. Фонвизин — членом Союза благоденствия. Сочинения Д. И. Фонвизина как «источник свободомыслия» назвал в своих показаниях на следствии декабрист В. И. Штейнгель. Текст фонвизинского «Рассуждения...» (иногда под названием «Завещание Панина») знал Пушкин. Рылеев в своем стихотворении «Гражданское мужество», запрещенном цензурой (1823 г.), посвятил несколько строк Н. И. Панину («нашему Панину»)[225].